— По боку? — меж сажевых бровей залегла едва заметная морщинка, лицо сразу ожило. — По боку… однако! И вы готовы пойти дальше пустых слов, мимолётных, как мотыльки? Вы почти занятны. Ночь!
Тьма рухнула на долину, и хранительница одновременно с угасанием света качнулась вперёд. Перламутрово-белое лицо оказалось совсем рядом. Глаза стали огромными, ресницы крапивным ожогом защекотали щеку. Губы выпили дыхание Ула, а вместе с ним забрали видение золотого лета, улыбку Лии, запах мяты, пудру дорожной пыли, узорное и праздничное, как пряник, село Полесье и целый рой детских мечтаний и грёз, притянутых мёдом этого пряника… Всё выпили губы, всё кануло в бездну глаз Осэа, и тьма их не всколыхнулась, не проредилась… И мир угас.
Ул судорожно забился и сел, шало озираясь.
Над озером рисовался изгибом закрытого века волосяной серп месяца. Единственный луч света пробивался из-под лунного века. Яркий и острый, он пришпиливал к водной глади белого мотылька. Каждый взмах крылышек рассеивал перламутр пыльцы, укладывал на воду призрачное сияние.
Белая скала тускло лучилась внутренним светом. Золотое дерево у вершины обладало всей яркостью дня, но не порождало ни бликов, ни отсветов. Как и днём, оно составляло узор заглавья смыслов и тайн долины. И узор отличался от дневного, пусть и едва заметно.
Ул склонился к озеру, умылся и напился. В голове творилось такое… не передать, и не осознать.
— Совершенный ребёнок, — шепнула в ухо Осэа. Ночной её голос был тёплым, бархатным. Ветерок подул из-за спины Ула и принёс запах терпкой мяты, иной, чем дома — но смутно похожей. — Я умею создавать, о да. Вот тебе бархатная ночь, мальчик. Попробуй её забыть… разве справишься?
Дыхание Осэа защекотало шею.
— Ох…
Ул дёрнулся отодвинуться, вмиг краснея и наполняясь жаром недоумения. Он еще не успел привести в порядок мысли, он только теперь и вспомнил, чем так резко оборвался день — выпитым дыханием и тьмою без дна, головокружительной…
— Тебя прежде целовала только мама, — шёпот вполз в ухо, близкий и тревожащий. — Даже неловко… С детей не стоит спрашивать по закону взрослых. Но ты и не дитя, и не взрослый. Жарко? Сердце трепыхается… ты мотылёк с ничтожной протяжённостью жизни. Сейчас мне не нужны ответы. Тьма не только отнимает, но и хранит. Эта ночь — тайна, она для нас двоих. В этой ночи я могу и сама подарить тебе… ответы.
Ул дёрнулся, лихорадочно зачерпнул из невидимого озера. Выпил невидимую в ночи влагу и осознал: она имеет особенный вкус и пропитана тайной. Ул поперхнулся: в этом мире пить воду в какой-то мере значит — снова соприкасаться губами с хозяйкой тайн… Ком наглухо заткнул горло. Его едва удалось выкашлять, багровея и задыхаясь. Зато в голове прояснилось.
— Я бы… — хрипло выдавил Ул и продолжил упрямо выговаривать, чтобы с третьей, с пятой попытки разогнаться и выпихнуть все слова просьбы. — Я бы очень хотел… простите. До смерти хотел бы вас…
Щеки коснулось дыхание Осэа.
— Хотел бы… вас… нарисовать, — так и не справившись с комком в горле, хрипло и невнятно закончил свою мысль Ул.
И повисла тишина.
— Утро, — ледяным звонким голосом приказала Осэа.
Мир проявился из тьмы, прорисовался — от больших форм к самым малым деталям… Хранительница сидела у воды, теперь она была в широком светлом платье, бесформенном — и в то же время позволяющем слишком уж много угадать и ещё больше домыслить. Белое лицо выглядело маской.
— Меня… нарисовать, — отчеканили губы Осэа, с издёвкой пародируя паузу меж словами. — Лишь атл мог пожелать подобного, в такую ночь. Я открою тебе тайну. Все высшие, — Осэа неопределённо повела рукой, — все в иерархии полагали до недавнего времени, что наследник атлов — подделка. Что прибытие подстроено Лоэном и исполнено посредством его дракона. Как иначе можно миновать пустыню стоячего времени и печать короля? Но я не прошу ответа, я и без того угадаю его: «я не знаю».
— Именно. Все твердят про что-то там… и про короля, — промямлил Ул, старясь не глядеть на хранительницу и не угадывать, и не домысливать.
— Ты столь странен! Всякий раз не соответствуешь прогнозу. Ты порой слишком мягок, а порой нелепо жесток. Ты обрушил правительство мира людей, где обитает Лоэн, всего лишь отвернувшись от их лидера. Отворачиваясь, ты сознавал, что делаешь?
— О-ох… Я сгоряча. Но я понимал последствия, и довольно точно.
— Ты походя сокрушил судьбы многих людей. Сожалеешь?
— Быть князем или советником — не судьба, а только лишь роль, — Ул выпрямился и с вызовом глянул в озера глаз Осэа. — Не жалею!
— Ты научил муравья-альва улыбаться, а ведь он был совсем мёртвый, он не выдержал пытки упрощения природы. Вернее, он не смог оценить пользы натурного опыта иерархии по развитию примитивной одноцелевой цивилизации. Так следует называть проект с тварюшками, жрущими всё и вся. Ты вылечил его сознательно? Он при встрече с тобой даже смог принять новое имя.
— Да. От всей души я желал ему выжить и выздороветь.
Лучших из лучших призывает Ладожский РљРЅСЏР·ь в свою дружину. Р
Владимира Алексеевна Кириллова , Дмитрий Сергеевич Ермаков , Игорь Михайлович Распопов , Ольга Григорьева , Эстрильда Михайловна Горелова , Юрий Павлович Плашевский
Фантастика / Геология и география / Проза / Историческая проза / Славянское фэнтези / Социально-психологическая фантастика / Фэнтези