Монмерай одно время работал в Москве собственным корреспондентом влиятельной газеты «Монд». Самойлов познакомился с ним на одном из многочисленных мероприятий, проводившихся в Москве французским посольством. Непередаваемый шарм этих встреч и сопутствующую им легкость общения привлекали к себе очень много людей. Для придания своему бизнесу респектабельности Алексей стал частым гостем этих мероприятий.
Монмерай и Самойлов, оба высокие, статные, сразу понравились друг другу. И между ними завязалось что-то подобие дружбы, но ненадолго. Через несколько недель Бернар пошел на повышение и сдал все дела прибывшему в Россию новому сотруднику редакции. Для своих друзей и знакомых он устроил прощальный вечер, после которого им обоим показалось, что не плохо было бы пропустить еще по паре рюмок, и они отправились в ночной клуб. Рюмкой, конечно, дело не обошлось…
— А, Алекс? Рад слышать тебя, чертяга! — завопил Бернар, когда вспомнил своего собеседника. — Здорово же мы с тобой тогда погуляли! Что не звонил раньше?
Самойлов представил себе худощавое лицо француза, его темные, как маслины, лукавые глаза и проговорил, извиняясь:
— Погряз в делах. Ты ведь знаешь, как это бывает… Закрутишься так, что и передохнуть некогда.
— Бывает-бывает, — смеясь, согласился Бернар. — Чем занят сейчас? Я думаю, а не повторить ли нам то похождение? Ты как, в настроении? Прилетай ко мне, я тебя по таким местам проведу, закачаешься!.. А какие там девочки! О-ля-ля!
Он в восторге зацокал языком.
— Только заранее сообщи, чтобы я успел взять перед этим неделю отпуска. Похмелье — штука ужасная.
Самойлов почесал бровь.
— Понимаешь ли, — промолвил он, чувствуя некоторые угрызения совести, что не звонил Монмерай раньше. — Я сейчас как раз во Франции, однако…
— О, так скорей приезжай! Ты где сейчас?..
— …несколько стеснен в передвижении.
Алексей с омерзением оглядел камеру, больше смахивающую на могильный склеп. Он поведал знакомому о своих трудностях, в том числе и о драке с Шавуром.
— Погоди, — оборвал его Бернар. Его голос выдавал напряжение. — Ты подрался с представителем контрразведки? — переспросил он.
— Ну, в общем, да, — промямлил Самойлов. — Они по-хамски себя вели, провоцируя, и мне больше ничего не оставалось делать, как… Одним словом, я не выдержал.
— Хм-м, — Монмерай был озадачен. — Понимаешь ли, это серьезней, чем ты думаешь, — как можно мягче сказал он. — Я попробую для тебя что-нибудь сделать, но многого не обещаю. В любом случае приготовься к тому, что тебя вышлют из страны с пожизненным запретом на въезд, как нежелательного гостя. Учти это, — добавил он грустным голосом.
— О, дьявол!
Самойлов понял, что может навсегда распроститься со своими мечтами о вилле на атлантическом побережье. Его охватила ярость.
— Неужели это все из-за этой дурацкой драки? Не может быть, Бернар!
— Таков закон, Алекс, — произнес журналист. — Ничего не попишешь…
— Правда? — Самойлов нахмурился, но тут ему в голову пришла одна мысль. — Слушай, я понимаю, что ты занят, но прошу тебя, прослушай одну запись. Может быть, все-таки удастся что-нибудь предпринять, а? — с надеждой спросил он. — Хорошо? Я долго тебя не задержу, вот увидишь.
— Ну, давай, — со вздохом согласился тот. — Однако сразу предупреждаю, чтобы на многое не рассчитывал. С законом шутки плохи… Кстати, откуда там взялась контрразведка?
— Не знаю, — пожал плечами Самойлов и включил диктофон.
— Слушай.
Он убавил громкость, чтобы звуки не были слышны в коридоре, и приложил динамик к микрофону.
— Запись пошла.
— О'кей.
Алексей замолчал. Сжимая в руке диктофон, он расстроено покачал головой и подумал, как же глупо он погорел.
— Ну-ка, ну-ка, — оживился Бернар, когда запись кончилась. — Поставь разговор на начало, и когда скажу, еще раз пусти его, понял? Я пока приготовлю свой диктофон.
— Ладно.
Отягощенный невеселыми мыслями, Самойлов поставил запись на начало и по команде Бернара вновь включил диктофон. Когда все было кончено, тот бросил:
— Подожди, проверю качество.
От его былого спокойствия не осталось и следа.
— Слушай, да это же забойный материал!.. Чего стоит одна фраза Фелибера, когда он обещает Шавуру дать возможность рассчитаться с тобой!
В Бернаре взял верх журналист.
— А кто такой Белборода?
— Да… в общем, никто, — промямлил Самойлов. — Так, один знакомый. Но не в нем дело. У Фелибера же ведь чрезвычайные полномочия… Как быть с этим?
— Ха! — возбужденно проговорил Монмерай. — Это еще ничего не значит. Может быть, он сказал это, чтобы ввести тебя в заблуждение.
— Да, но если…