Читаем Кевин Гарнетт. Азбука самого безбашенного игрока в истории НБА полностью

«Ти-Вулзв» и «Буллз» только что закончили кровавую битву в «Таргет-Центре». Жестко, грязно, кость в кость. Ушли в овертайм. Овертайм оказался еще хлеще основного. Наконец мы их дожали. Наверное, первый раз, когда «Минни» обыграли «Чикаго» в своей истории. Мы праздновали, как чемпионы мира. Конфетти и вся херня.

После игры я пошел в зал с весами, но не чтобы поработать, а на декомпрессию. Сижу там, и вдруг козырем заходит сам Родман, в таких здоровенных армейских ботинках, доходящих ему до колена. На нем треники и армейские ботинки! Вместе с ним его тренер. Он мельком смотрит на меня и говорит: «Хороший матч, юноша. Нравится твоя энергия». Потом он залезает на беговую дорожку и бежит так, будто только что ограбил банк и удирает от ментов, и все это время базарит со мной.

«Завтра играем с тем пацанчиком из Джерси. Говорят, он лучший в подборах. Да ну н***й! Я сделаю 45 подборов. Следи за мной».

И я слежу. Он не сбавляет оборотов. Он весь промок от пота.

Я такой думаю: «Чел, пора домой идти!»

Но нет, мой кореш только разгоняется. Он предвкушает следующий вызов и пашет с удвоенной силой, чтобы ответить на него достойно. Он псих. Он рассказывает мне все о своих прошлых травмах и том, как силовые тренировки раскачали его тело и развили выносливость. Он бежит в армейских ботинках со скоростью миля в минуту и даже не запыхался.

Я думаю: «Вот таким психом мне надо быть».

Rajon Rondo / Рэджон Рондо

Когда Дэнни Эйндж, глава баскетбольных операций «Селтикс», отправил за мной самолет, чтобы привезти в Бостон на встречу с ним перед переходом в команду, он рисовал мне свое видение будущего. Пока он расписывал его, он сам растворился, а передо мной предстала картина, я буквально видел ее, как галлюцинацию или голограмму. В этом величие Дэнни Эйнджа. Он знает, как завлечь людей. А я даже не осознавал этого. Вот насколько он хорош в этом дерьме. Он заставляет тебя убедиться в том, что это все была твоя идея.

«А чего там с тем мелким африканским гардом, которого вы, ребята, взяли?» – спросил я у него.

Готовясь к встрече, я просматривал записи с играми «Селтикс». И одна игра запомнилась особенно – против «Никс» в «МСГ». Этот маленький разыгрывающий-новичок сначала забил, потом украл мяч после вбрасывания и забил еще раз с фолом. Мне понравилась его энергичность. Но из-за своей дислексии я не знал, как там, блин, правильно произносить его имя. Я думал, он какой-то африканец или еще кто.

Дэнни странно на меня посмотрел.

«Африканским?»

Черт, подумал я. Дэнни теперь заставит меня попытаться произнести его имя.

«Ага, – сказал я. – Рэ-джуном».

«А, так ты говоришь про Раджона. Ты про Рондо. Он из Кентукки».

«Ага, – сказал я. – Рондо. Вам надо его сохранить, йоу. Я приду в “Бостон”, но вам надо сохранить его».

Дэнни на секунду замешкался. Они собирались включить До в пакет предложения по мне.

«Не-а, – сказал я. – Тогда ничего не получится».

И тогда Рондо остался в Бинтауне. Я называю его До. Еще я называю его своим младшим братом. Когда Пи, Рэй и я собрались в «Бостоне», нас окрестили Большой Тройкой. Но До был такой же важной частью победного уравнения, как любой из нас.

Мы с ходу поладили с До. Наверное, потому что я видел в нем молодую версию себя – и потому что он видел меня старшей версией себя. Он чуть выше 1,83 и на десять лет меня младше, но уровень интенсивности его игры сравним с моим. Порой он, как и я, творил непредсказуемую херню. Его причуды были дикими, но и мои были такими же. Он мыслил нестандартно, как и я. Мы двигались параллельно.

Как в тот вечер, когда мы были в Го, где играли с «Буллз». Была пятница. На улице дубак, снег валит просто люто. Фанаты закидывают наш командный автобус снежками. «Чикаго» чувствовали себя хозяевами. У них был молодой игрок, Деррик Роуз, по которому все пускали слюни. Они вышли с тонной энергии и с ходу придавили нас. Мы смотрелись плохо. Постоянно теряли мяч. Были совсем не сосредоточены. В одной из атак До протащил мяч по корту, чтобы разыграть мяч. Но вместо того чтобы просто отдать пас и начать атаку, он начинает фристайл с мячом, заводит его за спину, пробрасывает между ног, а потом пасует прямо в аут. Никто слова не говорит. В следующий раз на розыгрыше он повторяет то же самое. Так же разводит мяч, так же колотит понты и опять швыряет мяч за пределы площадки. Теперь мы все взбешены, особенно я.

«Хорош, До! – ору я. – Ты что делаешь? Просто дай пас. Не надо усложнять».

Он огрызается на меня. Я огрызаюсь на него. Проходит еще пара владений, и Док наконец берет тайм-аут.

«Что, думаете, что для победы надо просто сюда заявиться? – говорит он в круге игроков. Он рвет и мечет. – Думаете, эта команда напугана, потому что вы – всемогущие “Селтикс”?»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее