Читаем Кевин Гарнетт. Азбука самого безбашенного игрока в истории НБА полностью

Один из боллбоев протягивает мне стакан воды. Я передаю его До, чтобы боллбою не пришлось тянуться к нам. До просто игнорирует меня. Притворяется, что не видит воду и весь такой типа сосредоточен на том, что говорит Док в кружке. Ну вот теперь я реально в бешенстве. Я приканчиваю воду одним глотком, затем сминаю бумажный стакан о висок. До встает и тянет руку мимо меня за своей водой, а потом пьет ее словно джентльмен, чтобы показать, что мне его не смутить. Но водичка течет не в ту трубу. Он начинает кашлять, но пытается остановиться, поворачивается ко всем спиной, чтобы никто не увидел. Ведь теперь он в замешательстве. Я смотрю на него и говорю: «Не, пацан. Давись. Давись».

Я сгребаю остальных ребят в круг.

«Аккуратней, Перк. Дай ему немного места. Давись! Убейся! Сдохни! Сдохни!»

Пока я ору, игроки еще стоят в круге. Все смотрят на нас, как на поехавших.

«И теперь, когда кто-то говорит тебе: “Пасуй мяч, – ору я, – ты пасуешь мяч!”»

Он наконец откашлялся и продышался, слезы текут у него из глаз. Он реально давился.

«Все руки в круг», – говорит Док.

Мы сцепляем руки и разрываем круг. А потом выкидываем «Буллз» на мороз.

Вот такие отношения были у меня с До. Мы питались друг другом. Если есть кто-то более упрямый, чем я, то это До. Если есть кто-то более упрямый, чем До, то это я. У него были схожие отношения с Доком. Чел, они реально сцеплялись. Порой казалось, что они готовы пойти друг на друга в рукопашную. Но все это было от большой любви и уважения, потому что оба они отчаянно жаждали побеждать.

Некоторые типы ломаются в больших играх. До – их полная противоположность. В больших матчах он расцветает. Я никогда не беспокоился – ни разу, – что он может не проявить себя в большом матче.

Если что-то беспокоило До, мы с ним могли обсуждать это часами. Нам нравилось разбирать все досконально. Углубляться. Вертеть проблему и рассматривать ее со всех углов. Нам нравилось анализировать.

До – мыслитель. Он один из умнейших баскетболистов. Зашкаливающий баскетбольный IQ. Он станет отличным тренером. Я бы никогда не стал, потому что мне не хватает терпения. Я плохо лажу с людьми, которые наделены громадным потенциалом, но не рвут жилы ради успеха. Если тебе не привита высокая трудовая этика, мне будет трудно находиться рядом. До, с другой стороны, обладает терпением мотивировать кого угодно.

Routine / Распорядок

Одной из первых вещей, которые мне пришлось усвоить как молодому игроку, было серьезное отношение к распорядку дня. Когда ты приходишь в лигу, тебе отводят время на отработку бросков, время на работу в тренажерном зале, время на прием пищи – целое расписание, которому ты должен следовать. Мне поначалу было очень трудно, особенно с учетом моего СДВ. Но спустя какое-то время я втянулся.

Примерно в начале третьего моего сезона в лиге я зафиксировал свой распорядок. У меня были проблемы с ногами, и друг посоветовал мне бегать по пляжу. Отличная идея. Люблю пляж. Особенно люблю бегать по пляжу в Малибу летом.

4 утра. Срабатывает будильник.

4.20 утра. Я одет и выхожу за дверь.

4.30 утра

. Я паркую машину на пляже и бегу две мили вперед и две мили назад. Все по мягкому песку. Чувствую себя вдвойне заряженным, потому что знаю, что игроки с Восточного побережья уже проснулись и работают, ведь там 7.30 утра. Нужно поспевать за этими ребятками.

Во время второго двухмильного отрезка я делаю подскоки. Они помогают мне, когда на подборе надо прыгать дважды. Помогают точнее рассчитывать время. Я делаю пятьдесят подскоков, потом отдыхаю. Еще пятьдесят, еще отдыхаю. И так на всем протяжении двухмильного отрезка. Далее – скользящий шаг. Потом переключаюсь между бегом трусцой и ходьбой.

Пение – ключ к успеху. Преподаватель Бейонсе научил меня, что пение расширяет легкие. Поэтому я громко пою: «Шаг влево, шаг вправо». Я пою: «Тебе нужна любовь, любовь, любовь». Я пою все, что взбредет мне в голову, пою пустынному пляжу, пустому небу, переходящему из серого в синий, пою бледному утреннему свету, пою, чтобы убедиться, что солнце встает из воды и сияет над моей головой.

Потом я двигаю в спортзал на баскетбольную тренировку. Десять минут разминаюсь. Начинаю с джамп-шотов с двух метров. Обхожу кругом семь разных точек, потом делаю десять штрафных бросков и возвращаюсь тем же кругом обратно. Подкрепляю это бросками из пределов дуги, «студенческими трешками». Бросаю пятнадцать раз с семи разных мест. Так же кругом возвращаюсь обратно. Еще штрафные броски. Еще трешки. В перерывах работа над зигзагами. Оборонительными зигзагами. Добегаю до середины корта. Потом возвращаюсь назад. Бросаю в другую корзину. Потом с расстояния в десять шагов, на оба щита. Потом прыжок. Броски из квадрата для штрафных. Движения с поднятой головой, проход к корзине в одно ведение. Работа локтями. Работа на щите. Around the world[15]. Пять точек. Потом опять к штрафным броскам.

Следом работа с весами. Нельзя этим пренебрегать. Я не пренебрегаю. День рук. День ног. Пресс. Скручивания. Пять дней подряд. Два десятилетия подряд.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее