Бодуэн замер, наблюдая, как я поднимаюсь, держась за амвон и прижимая к груди ушибленную руку.
– Что мне сделать, чтобы ты поверила, что я не желаю тебе зла?
– Заломи мне руку ещё раз, – огрызнулась я. – И верни мою жизнь.
– О чём ты?
– Ты рог забрал, – невпопад брякнула я.
– Какой рог? – удивился он.
– Мамин… который со свадьбы. И ещё светильник в виде львиной лапы.
– Рог, значит? – Он откинул голову, прищурившись. – Забирай. И светильник тоже, и вообще всё, что понравится.
– Не смей! – вскипела я. – Не смей кидать мне подачки с таким видом, будто этого достаточно, чтобы искупить все, что ты нам причинил!
– Это не попытка тебя подкупить.
– А что тогда?
– Смягчить.
– Смягчить? – рассмеялась я. – Я не хочу смягчаться! Я хочу справедливости и правды.
– Правду тебе скажут лишь безумец да ребёнок, – пожал плечами он. – Да и где заканчивается твоя правда и начинается чужая?
– Не устал носить маску?
– Когда долго носишь маску, она становится частью тебя. Но можно ли после этого считать её всего лишь маской?
– И ты думаешь, этих пустых разговоров достаточно для моего доверия и прощения?
– Дело в том, Лора, – вздохнул он, – что мне не нужно твоё прощение. Я лишь исполнял свой долг.
– Значит, это долг велел тебе уничтожить тех, кто веками верой и правдой служил Скальгердам?
– Твой отец не был верен, – перебил Бодуэн. – Он готовил государственный переворот.
– Ты лжёшь! – воскликнула я.
А перед глазами вдруг встала картина, как отец, будучи на одре, притянул Людо за шею. Что он ему тогда сказал?
– Это правда: он рассылал письма, собирая вассалов. Мы перехватили гонца.
В тишине, наверное, было слышно, как моя грудь разрывается от ударов.
– Это неважно. Это ничего не меняет… – забормотала я.
– Это меняет всё. Ты дочь предателя, Лорелея.
Последние слова упали в вязкой тишине.
– Напомни, что нужно делать со змеями, которые завелись у тебя под крыльцом?
– Нет… – попятилась я. – Я сейчас закрою уши и забуду всё, что услышала, а когда открою, ты скажешь, что тот приказ отдал кто-то другой. Не ты велел убить моих родных, сжечь дом и разорить отцовские деревни. Прежний король был тогда ещё жив, скажи, что это твой брат приказал, да кто угодно, хоть твой сокол, только не ты! Соври, если надо, я ведь всё равно никогда не узнаю правду… Соври, и я буду любить тебя до конца своих дней, умру и загрызу за тебя, ведь ты всё равно уже у меня в крови, и никакими заклинаниями оттуда не вытравить, с самой первой встречи, гореть мне у Ваалу за это!!
Вздохнув, Бодуэн приблизился и отнял мои руки от ушей.
– Лора, послушай…
– Нет! – отшатнулась я.
– Я лишь хотел сказать, что ты ни в чём не виновата.
– Конечно, нет – виноват здесь ты!
– Я о нашем втором разговоре в Трофейной семь лет назад.
– Каком втором разговоре?
Я молчала, и он нахмурился, всмотревшись.
– Ты… не помнишь?
– Что не помню?
Горло вдруг перехватило, и я поймала себя на том, что начинаю пятиться, тогда как Бодуэн, наоборот, стал надвигаться.
– Наш второй разговор.
– Не было никакого второго разговора! – пробормотала я, охваченная возрастающей паникой. – Мы говорили лишь раз – о Годфрике. – Я чувствовала уже не панику, а леденящий ужас.
Бодуэн замер.
– Был, Лора, – снова вздохнул он. – И где-то в глубине себя ты это знаешь.
– Не было! Не было! Не было!! – кричала я, забившись в угол и накрывшись руками. С последним криком ощущая, как меня вышибает из сознания под треск моих же костей.