Хамелеонша

– Что-то ты бледная, – заметил он. – Плохо спалось, или…

Я молча со всей силы влепила ему пощёчину. Голова брата дёрнулась, а на щеке, когда он снова повернулся, расплывался ярко-красный след.

– Лора, я…

Не дав договорить, я хлестнула по второй щеке, снова со всей силы. А потом ещё и ещё, пока он не перехватил руки. Я извивалась, лягала его, пыталась укусить, царапалась и беспрестанно визжала:

– Ты!! Это сделал ты!!

Людо кивнул Марку:

– Сестра расстроена, оставь нас.

Тот поспешил удалиться.

Я кричала, билась и поливала Людо площадной бранью, но дотянуться не могла. Он по-прежнему стискивал запястья, без труда удерживая меня на вытянутых руках.

– Я знаю, это ты его убил! Не отрицай!

Он и не собирался.

Встряхнул меня:

– Я сделал это ради нас, ради тебя! Он хотел тебя использовать. Они все этого хотят.

– Ничего такого он не хотел! Он был чистым и хорошим, гораздо лучше нас с тобой! А теперь его нет из-за тебя!

– Тебе он не был нужен, никто не нужен. У тебя есть я, и всегда буду.

– Ненавижу!! Как же я тебя ненавижу и никогда, запомни, никогда тебе этого не прощу!

Он выпустил мои руки, и я тут же воспользовалась этим, чтобы осыпать его беспорядочными ударами, пощёчинами, пинками.

Оставив попытки удержать, он подхватил меня, царапающуюся и вырывающуюся, и куда-то понёс.

А в следующий миг его руки исчезли, и я упала в поилку для лошадей. Вода шумно выплеснулась из бортов, сомкнувшись над головой. Я тут же вынырнула, оглушённая, отплёвываясь, беспорядочно стуча ладонями по воде и деревянным стенкам, чувствуя, как тянет намокшее платье.

– Успокоилась? – поинтересовался Людо, упираясь ладонями в борта и нависая надо мной.

И силы вдруг разом оставили.

– Ненавижу, – прошептала я, чувствуя, как в горле разворачивается терновый ком, раздирая его изнутри.

Глаза горели, на горло обрушивался спазм за спазмом, отдаваясь мучительной болью, но слёз не было, и я давилась сухими судорожными рыданиями. Все слёзы застряли внутри, окаменели, не находя выхода. И тогда, чтобы как-то избавиться от этой непереносимой боли, я завыла. Закричала и снова завыла.

Какое-то время Людо просто стоял и смотрел на меня сверху вниз, а потом перешагнул через борт и тоже уселся в поилку, устроившись напротив. Воды в ней теперь почти не осталось…

– Не нужно, – забормотал он, взяв моё лицо в ладони.

Я пыталась его оттолкнуть, сотрясаясь от своих ущербных рыданий и обессиленно повторяя:

– Да что ж мы за люди такие? Будь ты проклят! Будь мы оба прокляты!!

Он стиснул мои скулы.

– Что ты такое несёшь?

– Порой мне кажется, что мы не заслуживаем жить… – икая и захлёбываясь, выдавила я, – и они правы, считая нас выродками. Вдруг мы такие и есть? Вдруг мы правда зло, и таких нужно душить ещё в колыбелях?! И для всех было бы лучше, если б мы погибли в том пожаре…

– Не смей так думать! – встряхнул он меня. – Это они не заслуживают жить! А мы всё делаем правильно. И ты самая лучшая, слышишь? Лучше всех на свете!

– Тогда почему мне, такой лучшей, так паршиво?

Я ещё долго сотрясалась от спазмов, которые всё не желали утихать. Всё закончилось так же резко, как началось, оставив меня совершенно опустошённой. Наконец, полностью обессилев, я медленно встала, перешагнула через борт и двинулась прочь, чувствуя, как течёт с платья.

Вскоре позади раздался звук шагов.

– Погоди. Ты куда? – догнал меня Людо.

– Это конец, – бесцветно произнесла я.

– Конечно, конец, – охотно подхватил он. – Скоро всё закончится, и мы…

– Ты не понял, – перебила я. – Ты… я… это конец. Когда дело будет сделано, я уйду. Я хочу быть отдельно от тебя, хочу в своей жизни и других людей. Хочу жить в мире, где есть не только ненависть.

Людо поражённо замер.

– Это что, всё из-за него? Думаешь, я позволю какому-то мертвяку нас разлучить?!

– Как ты не поймёшь: ни Тесий, никто на свете не смог бы нас разлучить. Это сделал ты, своими собственными руками! Это ты нас разлучил!

Устало отвернувшись, я двинулась к часовне, так и не услышав позади удаляющихся шагов.

* * *

Тесий лежал на каменном столе у амвона, обёрнутый в простыню.

Идя по проходу, я не могла оторвать глаз от лица, ещё вчера способного хмуриться и улыбаться, а сегодня застывшего до странного спокойной безмятежной маской.

Не дойдя нескольких шагов, я опустилась на колени, почти коснувшись одежд того, кто застыл в такой же коленопреклонённой позе и не шелохнулся при моём появлении.

Светился витраж, дёргались от сквозняка свечи, с улицы доносились возгласы мальчишек, казавшиеся на фоне тишины в часовне другим миром.

– Вам больно? – спросила я наконец.

Бодуэн не отвечал так долго, что думала, уже и не ответит.

Наконец отомкнул уста.

– Да, – бросил он, поднимаясь, и двинулся на выход.

Когда-то я мечтала причинить ему боль. Могла ли я тогда помыслить, что мы будем скорбеть об одном и том же?

Служба по Тесию началась через час. Народу в часовню набилось битком – все хотели проститься с секретарём, которого здесь уважали. Леди Жанна пришла в чёрном платье, в окружении фрейлин, относившихся к ней почти как к вдове. Людо на службу так и не явился.