Читаем Хардкор полностью

Д. Б. Друзьям-панкам, конечно же. За ящичком пива. Информативные дизайны, то есть элементы стиля, содержащие какие-то лозунги, типа эксплоитедовского черепа с гребнем и с надписью «No Future» или «Destroy and Hate». Значки «Анархия» и всякое такое. При этом рисовал и срисовывал все подряд. Даже появившиеся рекламные полиэтиленовые пакеты в ход шли. На них тогда кооператоры всю мощь своей фантазии выплёскивали.

М. Б. Какая околомузыкальная атрибутика была популярна в среде местных неформальных рок-групп?

Д. Б.

Ну, кроме эксплоитедовского черепа, пожалуй, редко такая атрибутика была востребована. В основном всё на политике строилось. Анархия, фашизм и прочая чушь – всё, что могло быть противопоставлено существующей власти. Рок-музыканты в Севастополе вообще не очень осознавали необходимости татуироваться. Они у нас поначалу вообще как-то отдельно от остальной тусы находились, это позже всё смешалось. Первыми из них рокабильщики и панки стали проявлять интерес к татуировкам, позже металлисты.

М. Б. У нас всё по-другому было. То есть так же, но в другой последовательности по стилям.

Д. Б. До нас информация гораздо позже доходила, потому что Севастополь далеко. Хоть он тогда еще не украинский был, но всё равно далеко. За инфой и материалами татуировочными надо было ехать, поэтому цветные краски не все у меня были. Пробовал смешивать, но редко что-то нормальное из этого получалось из-за разной плотности. Распространённую тушь «Кальмар» я вообще не использовал, не было её. «Колибри» была. Я её выпаривал слегка, чтобы легче вбивалась, и точно знал, на какие цвета медовой акварели аллергия может быть. Всё на себе пробовал. Красная гуашь, к примеру, очень долго зажить не могла. Но в целом, как сейчас говорят, я был вполне продвинутым. Параллельно ковырялся с оборудованием, пытался модернизировать машинки, делая их из шприцов и других подручных материалов.

М. Б.

Это все любопытно, но всё же хотелось бы понять вашу севастопольскую тусовку.

Д. Б. В Севастополе тусовка была очень весёлая и достаточно многочисленная. Сначала панков не очень много было, в основном металлисты и хиппи. Хоть у всех интересы и разные были, но из-за того, что город небольшой, все довольно дружно жили. Часто бухали вместе.

Ко мне иногда питерские друзья приезжали – Крыса, Вова Клыпин опять же. Однажды даже Кактус пожаловал с Копой. Из Кёнига Полковник, Чёрт и Коля Дрозд бывали у меня. В такие периоды веселью предела не было. Однажды пошли прогуляться по руинам Херсонеса, ну, и менты нас забрали, как обычно. В отделении Крыса сразу по привычке вены на руке вскрыл, порез рукавом закрыл и сидит, курит. Мент с усами прибегает, орёт: «Ты что! Здесь курить нельзя!» Ну, Крыса говорит: «Хорошо, не буду». Берёт, рукав задирает и тушит хабарик в ране. Мент чуть сознания не лишился. Тогда такие вещи веселили.

Сам я тоже изредка в гости ездил. В основном, в Питер, но бывало и дальше. Однажды мы хорошо прокатились в Свердловск и Новосибирск через Челябинск. Это, кстати, в 88-м случилось. Ник Рок-н-ролл тогда только из ссылки в Симферополь вернулся, собрал там группу «Второй Эшелон» и поехал на гастроли в Сибирь. Ну, и я с ними. Надо сказать, что в поезде без билета так далеко ехать – задача не из лёгких! Для меня эта поездка спецприёмником закончилась: забрали, конечно, за внешний вид. Они к такому у себя там не очень привычны были. Но всё обошлось, через пару недель отпустили – после того, как я голодовку объявил.

Кстати, на тусовке в Севастополе я и познакомился с Тарасом. Нашли мы друг друга очень просто. Поскольку многие общались на почве увлечения панк-роком, а у Тараса в тот период была панк-группа «Самоликвидатор». Они сначала что-то типа «Гражданской Обороны» играли, потом Exploited повлиял. Тексты у него в то время очень серьёзные были… Несколько магнитных альбомов вышло даже, ну и концерты были, конечно.

Панки тогда в большинстве своём только и делали, что занимались публичным саморазрушением и брутальным творчеством. Ну, и Гена Труп там присутствовал поначалу. Как коммуникативное звено. Я ему татуировки делал, а он тогда ничего не умел, посему сам я какое-то время оставался без порции корявых татуировок, за этим к Тарасу и обратился. За помощью…

М. Б.

Зато позже Труп в Москве отметился. Пришел на тусу – а все руки сплошняком непонятно в чём.

Д. Б. Моя работа, хе-хе-хе. Тарас, помню, на нём рисовал, а я делал.

М. Б. Да, и он говорит: а чего у вас так мало татух. А у нас тогда все мотивы локально разбросаны были, исключительно все по делу. «Чемоданный» подход: где побывал, что встретил, то и зафиксировал. Ему тогда вежливо так намекнули, что такого много и не нужно. Большими объемами в конце восьмидесятых никто не забивался. Все были уверены, что впереди таких чемоданных событий много, так что лучше не торопиться.

Д. Б. В принципе, у нас примерно тоже так было. Мы на Трупе экспериментировали просто, выясняя, чем эти рисунки лучше между собой связывать. Он не против был!

Перейти на страницу:

Все книги серии Хулиганы-80

Ньювейв
Ньювейв

Юбилею перестройки в СССР посвящается.Этот уникальный сборник включает более 1000 фотографий из личных архивов участников молодёжных субкультурных движений 1980-х годов. Когда советское общество всерьёз столкнулось с феноменом открытого молодёжного протеста против идеологического и культурного застоя, с одной стороны, и гонениями на «несоветский образ жизни» – с другой. В условиях, когда от зашедшего в тупик и запутавшегося в противоречиях советского социума остались в реальности одни только лозунги, панки, рокеры, ньювейверы и другие тогдашние «маргиналы» сами стали новой идеологией и культурной ориентацией. Их самодеятельное творчество, культурное самовыражение, внешний вид и музыкальные пристрастия вылились в растянувшийся почти на пять лет «праздник непослушания» и публичного неповиновения давлению отмирающей советской идеологии. Давление и гонения на меломанов и модников привели к формированию новой, сложившейся в достаточно жестких условиях, маргинальной коммуникации, опутавшей все социальные этажи многих советских городов уже к концу десятилетия. В настоящем издании представлена первая попытка такого масштабного исследования и попытки артикуляции стилей и направлений этого клубка неформальных взаимоотношений, через хронологически и стилистически выдержанный фотомассив снабженный полифонией мнений из более чем 65-ти экзистенциальных доверительных бесед, состоявшихся в период 2006–2014 года в Москве и Ленинграде.

Миша Бастер

Музыка
Хардкор
Хардкор

Юбилею перестройки в СССР посвящается.Этот уникальный сборник включает более 1000 фотографий из личных архивов участников молодёжных субкультурных движений 1980-х годов. Когда советское общество всерьёз столкнулось с феноменом открытого молодёжного протеста против идеологического и культурного застоя, с одной стороны, и гонениями на «несоветский образ жизни» – с другой. В условиях, когда от зашедшего в тупик и запутавшегося в противоречиях советского социума остались в реальности одни только лозунги, панки, рокеры, ньювейверы и другие тогдашние «маргиналы» сами стали новой идеологией и культурной ориентацией. Их самодеятельное творчество, культурное самовыражение, внешний вид и музыкальные пристрастия вылились в растянувшийся почти на пять лет «праздник непослушания» и публичного неповиновения давлению отмирающей советской идеологии. Давление и гонения на меломанов и модников привели к формированию новой, сложившейся в достаточно жестких условиях, маргинальной коммуникации, опутавшей все социальные этажи многих советских городов уже к концу десятилетия. В настоящем издании представлена первая попытка такого масштабного исследования и попытки артикуляции стилей и направлений этого клубка неформальных взаимоотношений, через хронологически и стилистически выдержанный фотомассив снабженный полифонией мнений из более чем 65-ти экзистенциальных доверительных бесед, состоявшихся в период 2006–2014 года в Москве и Ленинграде.

Миша Бастер

Музыка
Перестройка моды
Перестройка моды

Юбилею перестройки в СССР посвящается.Еще одна часть мультимедийного фотоиздания «Хулиганы-80» в формате I-book посвященная феномену альтернативной моды в период перестройки и первой половине 90-х.Дикорастущая и не укрощенная неофициальная мода, балансируя на грани перформанса и дизайнерского шоу, появилась внезапно как химическая реакция между различными творческими группами андерграунда. Новые модельеры молниеносно отвоевали собственное пространство на рок-сцене, в сквотах и на официальных подиумах.С началом Перестройки отношение к представителям субкультур постепенно менялось – от откровенно негативного к ироничному и заинтересованному. Но еще достаточно долго модников с их вызывающим дресс-кодом обычные советские граждане воспринимали приблизительно также как инопланетян. Самодеятельность в области моды активно процветала и в студенческой среде 1980-х. Из рядов студенческой художественной вольницы в основном и вышли новые, альтернативные дизайнеры. Часть из них ориентировалась на художников-авангардистов 1920-х, не принимая в расчет реальную моду и в основном сооружая архитектурные конструкции из нетрадиционных материалов вроде целлофана и поролона.Приключения художников-авангардистов в рамках модной индустрии, где имена советских дизайнеров и художников переплелись с известными именами из мировой модной индустрии – таких, как Вивьен Вествуд, Пак Раббан, Жан-Шарль Кастельбажак, Эндрю Логан и Изабелла Блоу – для всех участников этого движения закончились по‑разному. Каждый выбрал свой путь. Для многих с приходом в Россию западного глянца и нового застоя гламурных нулевых история альтернативной моды завершилась. Одни стали коллекционерами экстравагантных и винтажных вещей, другие вернулись к чистому искусству, кто-то смог закрепиться на рынке как дизайнер.

Миша Бастер

Домоводство

Похожие книги

Ференц Лист
Ференц Лист

Ференц Лист давал концерты австрийскому и российскому императорам, коралям Англии и Нидерландов, неоднократно встречался с римским папой и гостил у писательницы Жорж Санд, возглавил придворный театр в Веймаре и вернул немецкому городку былую славу культурной столицы Германии. Его называли «виртуозной машиной», а он искал ответы на философские вопросы в трудах Шатобриана, Ламартина, Сен-Симона. Любимец публики, блестящий пианист сознательно отказался от исполнительской карьеры и стал одним из величайших композиторов. Он говорил на нескольких европейских языках, но не знал родного венгерского, был глубоко верующим католиком, при этом имел троих незаконнорожденных детей и страдал от непонимания близких. В светских салонах Европы обсуждали сплетни о его распутной жизни, а он принял духовный сан. Он явил собой уникальный для искусства пример великодушия и объективности, давал бесплатные уроки многочисленным ученикам и благотворительные концерты, помог раскрыться талантам Грига и Вагнера. Вся его жизнь была посвящена служению людям, искусству и Богу.знак информационной продукции 16+

Мария Кирилловна Залесская

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное