Хардкор

А дальше мы с Тарасом начали работать в тесном сотрудничестве. Это все происходило у меня дома. У Тараса за плечами был большой художественный опыт; он занимался дизайнами, и получалось это у него намного лучше, чем у меня. Образовался поточный метод. Ко мне приходит клиент с какой-то там идеей, я звоню Тарасу, прошу его нарисовать, и он уже через некоторое время привозит готовый дизайн. Бывало и так, что я начинаю делать татуировку – Тарас продолжает. Кстати, Труп из той московской поездки привез кучу всяких рисунков, среди которых были и твои.

М. Б.

Да, тогда я был уже известный в узких кругах работник карикатурного жанра, засеявший своими карикатурами площадь от Прибалтики до Барнаула. И одну из карикатур все-таки присадил и на себя. В Питере. Там был такой кольщик, Орел. У него много кто перенял навыки раскрашивать сверстников.

Д. Б. А мы с Тарасом, помню, в четыре руки начинали делать татуировку басисту из «Самоликвидатора», твой эскиз использовали. Это был зомби с расколотой башней.

М. Б.

Да, это дело я любил. Делал в промежутках между городскими зарисовками какие-то килограммы дурацких рисунков для себя и маргиналов, а они как-то конвейерно куда-то расходились по маргиналам. Но я ничего не продавал, хотя знал, что отдельные пассажиры затеивали на этом какой-то незамысловатый бизнес. Поэтому отсюда вопрос: а что представлял из себя местный контингент добровольцев?

Д. Б. Неформалы. Их там было предостаточно: знавших друг друга в лицо и поделённых на группы по музыкально-стилистическим предпочтениям. Я тяготел к панковскому веселому стилю. Рядились тогда во всё что ни попадя и веселили друг друга, пугая обывателей. Но не только из этой тусовки люди татуировались. То есть клиенты и со стороны приходили. Непонятно, каким образом нас находили вообще. Хотя… город маленький. Находили как-то, звонили, заказывали. Возможно, потому, что мы все были на виду. В Питере тусовка была на порядок больше, и татуированных там было намного больше. Но я там, как говорил уже, в середине восьмидесятых не татуировал; просто тусовался, и это было увлекательно.

А в Севастополе первые пару лет этот процесс у нас проходил исключительно с помощью переделанных заводных бритв и самоделок разных. Только несколько позже мы стали задумываться о том, чтобы как-то усовершенствовать технику. Ну, то есть меня этот вопрос тогда не сильно тревожил, я вообще не думал о том, чтобы профессиональную машину сделать. А Тарас уже начал нам перспективы какие-то прорабатывать. Соответственно, стали заказывать какие-то детали у каких-то токарей. Но в большинстве случаев качество не устраивало. Половину сразу же браковали; ну, это и естественно: раньше этих ребят живые деньги не интересовали, а за бутылку чё хорошего можно сделать? И в году эдак 92-93-м у нас появился первый опытный образец индукционной машины, хотя сделан он был не совсем правильно. Всё потому, что информации вообще никакой не было. Ориентировались только по внешнему виду, взятому из журнала какого-то татуировочного, драного и очень старого. Фотография, как помнится, была пять на пять, не больше: на ней какой-то татуировщик машину в руках держал. Удивительно, но этого оказалось достаточно! Тарас проконсультировался со своим приятелем, который занимался радиоэлектроникой. И тот подсказал, куда нам нужно двигаться. Потом было еще что-то ужасное, с алюминиевой рамой.

Эта машина уже работала реально. Вот именно так как надо. Мы это осознали очень четко и поняли, что делать дальше. Я помню свои ощущения тогдашние, потому что глубина перспективы чувствовалась… Чувствовалось, что просто бездонная пропасть в этой области открывается. И что если мы сами будем велосипед продолжать изобретать, то всё это на долгие годы затянется.

Тарас примерно в то же самое время начал ездить в Питер и делать татуировки там, а я как бы наслаждался покоем и никуда ездить не хотел. Море, пиво, солнце… Я остался и продолжал заниматься рисованием. Не академическим конечно, а неформальным, так сказать, рисовал всякую хрень. Все мои интересы в искусстве сводились тогда только к татуированию. То есть татуировки – круто, а какие-то там картины – это мазня да и только…

Хотя стремление освоить какие-то азы, наверное, все-таки было. Сначала я тренировался делать рисунки на тряпках, расписывать какие-то вещи из одежды. В рамках панковской крутизны самодеятельность в одежде очень приветствовалась. Так генерировались только злобные образы, но не сама жестокость; не было того, что сейчас рекомендуют через страницы дерьмовых самоучителей по татуировке.

М. Б. Делать это сразу на людях?

Д. Б. Ну да, у них там написано в самоучителе этом… Типа, поймайте какого-нибудь бомжа, и за бутылку водки он согласится на это. Чушь какая-то…