Хардкор

А я тогда съездил с «Шахом» в Питер, где в ЦДЛ, вместе со «Звуками My», за два дня мы дали шесть концертов подряд… Рок-клуб питерский я не признавал, и многие группы так и остались мне непонятыми, кроме, разве что, Науменко, который четко формулировал смысл в песнях. И всеми этими словами – «у меня был рубль – у него четыре» – сказано все. Обо всех событиях периода 82-86-х годов. А ребята из «Фронта» были нашими друзьями, которым можно было запросто по-дружески «дать в бубен», и этим определялись многие взаимоотношения среди радикалов, которые при всей своей жесткости были неслыханно ироничны. Выступали тогда на разогреве «Фронт», потом «Шах», и почему-то «Звуки My». Тогда же я познакомился с Петром Мамоновым, интеллигентным мужчиной с твердой жизненной позицией и симпатией к окружающей действительности. Липницкий, опутавший своими масонскими связями Москву и Питер, конечно же, присутствовал на множестве мероприятий. Там тоже велись съемки каким-то немецким каналом. Рок-движение обрастало музыкально-эстрадной коммуникацией, прессой, и стремительно приобрело иной, легальный статус. После возвращения из Питера я соприкоснулся со Скляром, который приглашал меня работать к ним, но как-то не сложилось. При этом Саша был достаточно талантливым человеком, чтобы стать звездой советского рока уровня Бутусова и Ко, но почему-то стал уровня «Боцман и бродяга» при всех своих радиосвязях начала девяностых.

М. Б.

Возможно, был чрезмерно интеллигентным и дипломатичным, чтобы носить такую брутальную личину как Кинчев. И эта явная мягкость характера на фоне брутального звука выглядела не всегда убедительно, что не принижает его таланта и фактуры. У Крупнова этот момент был более отлажен…

Э. Р.

Толя Крупнов тогда, весной 88-го года, тоже обратился ко мне и стал рисовать радужные картины – сколько концертов мы могли бы сделать вместе. Вот и здесь есть такой нюанс, который был мало освещаем до сих пор. Концерты без тусовки – это убыточное предприятие. И получить меня в качестве директора – значило получить публику, все это понимали. Собственно, та иллюзия взлета множества коллективов Лаборатории строилась на публике, и, когда она ушла, множество коллективов кануло в лету. К тому же многие музыканты не прошли испытание аплодисментами, а некоторые, как Толик Крупнов, попросту горели. Маша, жена Толи, живущая на Солянке, растила их первого сына Боба. Я часто бывал у них в гостях. К тому же, мы жили по соседству довольно длительное время. Толик тогда уговаривал стать директором «Обелиска», меня же устраивала позиция простого роуд-менеджера, чтоб быть в гуще событий. Тем более что, приходя на концертные мероприятия, мне, собственно, не надо было что-либо особо организовывать.

В сентябре-октябре был очередной набор-фестиваль Лаборатории, на котором произошел очередной выплеск экспериментальной музыки из недр андеграунда. Крупа был в отборочной комиссии и пришел очень возбужденным. Группа «Э.С.Т.» произвела на него впечатление, и он обещал им интересное будущее.

Чтобы сильно не перескакивать, возвратимся в 87-й год, к началу лабораторской деятельности, когда в ноябре состоялся большой фестиваль, на котором был представлен первый гастрольный набор Рок-Лаборатории, а также финская группа «Сиелун Вильджет». На следующий год, началась съемка фильма It is my attitude. На концертах того периода от первых трех рядов зала зависело все, и даже больше. Тусовка могла решить – быть или не быть тому или иному мероприятию. Все было жестко. Марочкин, ходивший возле сцены с фотоаппаратом, мог легко получить по голове за один факт наличия фототехники. Я, уже вошедший в Рок-Лабораторию в статусе грузчика и заодно охранника непонятно чего, был дружен со множеством лабораторских музыкантов. А так же с Сеппо Веспененном, бывшим в то время менеджером Sielun Veliet, а ныне – таких групп как Rasmus и HIM. Был смешной эпизод, когда в 2000-м году я делал дебют HIM в России: мы с Сеппо узнали друг друга, и нам было о чем вспомнить…

Почти зимой 87-го года, на праздновании дня рождения этой самой Лаборатории, где-то близ Домодедово был снят загородный дом отдыха, который гудел три дня. Вел я себя там ужасно, разбив не одно лицо. А началось все с того, что кто-то залез к нам в номер, где мы с Хирургом прятались от наших дам. Залезли то ли по лестнице, то ли по трубе на второй этаж. С несколькими бутылками портвейна. Собственно, так начиналось и множество других мероприятий, связанных с Рок-Лабораторией – но это был настолько замечательный концерт, что потом у меня болел не только живот, но даже позвоночник от непрерывного смеха и веселья. Я не знаю, как еще приблизить понимание случайного читателя к плотности одних только официальных и вполне эпохальных событий, аналога которых в нынешних реалиях как-то не наблюдается.