Хардкор

В концертной системе начала Перестройки царил хаос, все строилось на энтузиазме и веселье. Меня, за некоторый вес в сложившейся среде и энергичность, стали приглашать работать и даже стали выплачивать какую-то зарплату. Вся эта разношерстная ячейка, вписавшаяся в московский рок-расклад, плыла вместе с неформалами по течению и не всегда справлялась с ситуацией. Поэтому им нужны были люди, отвечающие за хоть какой-то порядок в этих неуправляемых толпах поклонников жесткого отрыва, и моя персона их более чем устраивала. Помню, как Агеев – один из замов Ольги Опрятной, всем этим руководившей – говорил: «Эдуард, ты-то как раз и сможешь, в тебе есть менеджер, и ты можешь убеждать». Причем я считаю, что все эти «продвинутые комсомольцы» все-таки внесли немалый вклад в формирование структуры хоть какой-то альтернативной индустрии. Пусть даже у них это выходило коряво, но, используя свои имена и возможности, они шли в одном направлении с нами. И я могу уважать их уже за это, тем более, что с них началась моя новая профессиональная деятельность. Параллельно Саша Залдостанов, которого звали уже Саша Стоматолог, а потом и Саша Хирург, вылечил мне пару зубов в своем кабинете на Речном вокзале. И мы с ним, практически единственные из всей тусовки так называемых «рокеров», гоняли на мотоциклах по городу, шокируя девушек и милицию. Причем через некоторое время он сломался и поставил мотоцикл на балкон… Надолго…

Весной 87-го года Саша, который всегда очень любил всяческие съемки и всегда был в курсе, где таковые происходят, пригласил меня на фотосессию, которую делали австрийцы. До этого тоже были подобные съемки, работало так много иностранных фотографов, что всех и не упомнить. Причем фотографы делали и продолжают делать немалые деньги на этих кадрах, а мы тогда ничего этого не понимали и были, конечно же, необыкновенными, но ужасно наивными и эффектно выглядящими советскими рокерами. Петра Галл, которую привезла будущая жена Хирурга, Мартина, позже зачастила в СССР, и мы подружились. Во время этих коллективных съемок я откровенно офигел, обнаружив неформалов нового сорта. Хирург показал мне Гарика, дальневосточных и прочих панков, Женю Круглого в новом амплуа, Юлю – необыкновенную девушку, образ которой был недавно растиражирован на рекламных модулях. Девушек вокруг тусовок к этому моменту было много, они пользовались некоторым протекторатом и были снабжаемы самой модной для того периода информацией. Гарик же меня стреманул своими возрастным видом, дореволюционным интеллигентским прикидом, который дополняли полууголовные замашки и гонки…

А у меня был зрительный маркер на внешний вид, калькированный с журнальных разворотов, и по этой причине я не сблизился ни с Гариковским кругом, ни с Хирургом в его смешном наряде с аксельбантами из телефонных шнуров, которыми его снабжали его сосед и приятель Егор Зайцев и Ира Афонина. Но все же мы общались, тем более, что Саша позвал нас на свадьбу в медведковский клуб «Планета», где потом уже справлял свою свадьбу Ильяс, брат Руса. Все это сопровождалось актами вандализма с останавливанием автобусов и массовыми потасовками. Плотность событий при этом, сравнительно с доармейским «безрыбьем», становилась ужасающей. Весной в ДК Горбунова был заключительный концерт сезона от Лаборатории, двенадцатого июля в Измайлово состоялся рок-фестиваль, на котором впервые прозвучали неформальные коллективы, игравшие экспериментальную музыку. Несмотря на пафос заявки первого крупного московского фестиваля, для меня это был один из концертов, которые уже проводились легально, и на которые нам всегда выдавали билеты для свободного прохода. Народу обычного при этом было действительно много, и, что меня поразило, среди публики оказался гроза всех люберецких кидал Ваня Цыган, который помнил меня с начала восьмидесятых и полез брататься. Вскоре Ваню насмерть забили чечены в начинающихся повсеместно криминальных разборках. Причем несмотря на то, что подобные люди были в эшелонах люберецкого движения, когда они столкнулись с рок-вакханалией, им все это понравилось. И они искренне тянулись ко всем ярким людям и проявлениям активности, в отличие от своих более молодых и более примитивных «однополчан». Социальная травля не была их уделом, и Ваня проникся симпатией к происходящему. Эта история мне почему-то запомнилась больше, чем приезд и выступление Карлоса Сантаны. Который, по какой-то причине выступал в паре с Пресняковым-младшим на стадионе Измайлово. Вокруг новой волны молодежной активности вились и кружились советские «арт-рокеры» предыдущей волны. Я помню как на какой-то «трехдневке» в Горбуново присутствовал даже Розенбаум, не говоря уже о Стасе Намине, Макаревиче и Градском.