Но оставлять Аделину, чтобы бежать помочь Рексу, Нил не мог. С каким-то остервенением – сохранить жизнь хотя бы одному из двух – Нил пытался привести ее в чувство, время от времени прикладывая ухо к груди Аделины. И повторяя:
– Все равно не уйдешь, гад! Я тебя и под землей найду!
Вдруг Осетрову показалось, что Аделина слегка, чуть слышно вздохнула. Он осторожно приник к левой стороне груди.
Где-то там, в глубине, ему ответило ее сердце. Чуть-чуть. И сквозь тревогу и боль за Рекса блеснул луч радости: кажется, одна победа все-таки одержана. Нил снял майку, разорвал ее и перевязал Кучумовой рану на лбу и только потом присел рядом с Аделиной, не замечая, как по его лицу струится соленая влага, и почти не чувствуя осатаневшей мошки, облепившей его мокрое не то от воды, не то от пота тело.
Постепенно возвращалась ясность мышления. С того момента, как лесник услышал крик над озером, прошло каких-нибудь десять-двадцать минут.
Предстояло решить, что делать дальше. Осетрова пугало, почему Аделина до сих пор без сознания. Ему раза два приходилось видеть, как спасали тонущих. В тех случаях сразу после того, как откачивали воду и делали искусственное дыхание, люди явно проявляли признаки жизни: открывали глаза, пытались говорить…
Неужели он ошибся?
Нил с тревогой снова приложил ухо к груди Аделины. Сердце билось. Лицо, кажется, приобретало живые краски. Медленно. Очень медленно.
«Надо как-то доставить ее в Турунгайш,– решил Нил, так как это было ближайшее жилье.– А вдруг нельзя трогать! И будет хуже?…»
Сидя над женщиной и мучительно размышляя, как быть, он вдруг услышал странные звуки. Не то стон, не то всхлип. Он обернулся. И вдруг увидел Рекса. Припадая к земле, словно спотыкаясь, собака приближалась, поскуливая, как малое дитя.
Забыв все на свете, Мил бросился к псу.
– Жив! Рексонька, миленький! – повторял он, обхватив голову собаки и целуя ее в теплую густую шерсть.
Пес со слезами обиды и боли посмотрел на него. Нил подтащил собаку к воде, обмыл и увидел раны. Одна пуля прошила заднюю ногу, другая пришлась в грудь, где-то возле шеи. Рана в ноге была не очень опасная, правда, она сильно кровоточила, но основные артерии задеты не были. А вот другая рана была почти сухая. И это беспокоило Нила. «А вдруг внутреннее кровотечение?» – думал Нил, разрывая рубашку и перевязывая собаку.
Пес жадно хватанул несколько раз воду и улегся у ног хозяина. Теперь у Нила на руках было два беспомощных существа. Он натянул брюки, обулся, курткой укрыл Аделину – от комарья. Посмотрел на часы, которые впопыхах так и не успел снять. Под стеклом серебрились капельки воды. Поднес к уху: молчали.
– Ничего не поделаешь, дружище,– обратился Нил к собаке.– Надо нас всех выручать… Неужели тот гад уйдет?… Скажи – выдюжишь?
Рекс шевельнул хвостом.
– Понимаешь, надо хоть кого-нибудь сюда…– ласково втолковывал Нил собаке.– А я не могу бросить Аделину… Зови на помощь! Понимаешь? На помощь?
И Рекс, словно поняв, какую ответственность возлагают на него, поднялся.
Родион Уралов возвращался с Кирюшкой, младшим сынишкой орнитолога Сократова, из похода по грибы. Оба были усталые и довольные. Руки приятно оттягивали полные лукошки, густо прикрытые листьями папоротника.
По дороге дурачились. Родион называл своего нового приятеля солидно, по-взрослому – Кирилл Юрьевич, в ответ на что мальчишка хохотал.
Кирюшка расспрашивал артиста о кино. Его особенно волновал вопрос: как это взрослые люди допускают, чтобы на съемках гибли животные, имея в виду лошадей, которые умирали на экране десятками.
Родион успокаивал его, что это все специальные трюки. В определенный момент наездники (тоже специально подготовленные) подсекают коней веревкой и благополучно падают на землю. И животные, и люди остаются, как известно, целехонькими и невредимыми.
– Значит, это все неправда? – изумился Кирюшка.
– Нет, правда, но не совсем,– развел руками Уралов. И понял, что огорчил мальчика еще больше: теперь он не будет верить той щемяще прекрасной жизни, которую творит кино.
Уралов перевел разговор на другое: а вот фехтуют артисты не хуже настоящих мушкетеров. Турунгайш был уже недалеко, но у Кирюшки разгорелись глаза: он непременно и тут же захотел получить урок фехтования.
Завжикали в воздухе хворостины. И через несколько минут «гвардеец кардинала» попросил пощады у юного светловолосого Д'Артаньяна.
– Ну и силен ты, братец,– хвалил Родион зардевшегося мальчика.
Они взялись за корзины. И тут на тропинке, прямо перед ними, показалось странное существо. Перемотанное окровавленными тряпками, оно еле волочило ноги. Шерсть была мокрой от воды.
– Так это же Рекс! – закричал Кирюшка, бросаясь к собаке.
Пес слабо взвизгнул, лизнул мальчику руку. Затем схватил за рукав курточки и стал настойчиво тянуть куда-то.
– Он же ранен! – воскликнул Родион.
Рекс, отпустив Кирюшку, негромко залаял и снова ухватился за рукав.
– Зовет! Он куда-то зовет! – взволновался сын орнитолога.– Я понимаю Рекса – он зовет!
Теперь это понял и Родион. Оставив на тропинке корзины с грибами и приметив место, Уралов и Кирюшка поспешили вслед за Рексом.