– На Нур-Гоол,– объяснил мальчик, когда увидел, какой дорогой ведет их пес.
Впереди показался мостик. Один из трех, пересекающих речку Апрельковую.
Родиона удивило, что Рекс не ступил на него, а прямо отправился к воде и поплыл. Приглядевшись, он понял: кто-то убрал настил.
Кирюшка в нерешительности остановился. Уралов тоже. Когда-то такая речка была для него пустяк, а теперь с его травмой позвоночника, которую только-только, слава богу, начала залечивать Аделина…
– Была не была! – махнул он рукой, скидывая одежду и связывая ее ремнем.
И то ли необходимость переправиться подстегнула его волю, то ли замечательные руки Аделины сотворили чудо, но когда Родион выскочил из воды, то совершенно не почувствовал боли в спине, хватавшей его еще недавно даже при неловком движении в кровати.
Кирюшка тоже оказался молодцом, плавал он отменно и оказался на берегу раньше своего нового приятеля.
Торопливо оделись и уже минут через пятнадцать были у Нур-Гоола.
А там…
Там был Нил, уже отчаявшийся, что прибудет подмога: он боялся, что Рекс не дойдет или…
Осетров сбивчиво объяснил, что произошло. Уралов был совершенно потрясен тем, в каком состоянии находится его спасительница (Аделина так и не пришла еще в себя).
– А ты, Кирюха, бегом домой,– давал распоряжение Нил.– Подними всех! Алексея Варфоломеевича, Федора Лукича, участкового… Надо позвонить в район, в милицию… Срочно вызвать врача! И пусть придет Олимпиада Егоровна. Обязательно! Понял?
– Я быстро! Честное слово! – заверил мальчик.– Самой ближней дорогой!
– А ты? – тревожно обратился Родион к Нилу, видя его озлобленное, отчаянное состояние.
– Я должен догнать преступника, Родион! Должен! Понимаешь?! Чего бы мне это ни стоило! – ответил Нил.– Дорога каждая минута.– И, вскинув на плечо карабин, обратился к Рексу: – Помоги мне, дружище, очень тебя прошу…
Собака повела его вдоль берега, туда, где она первой приняла бой…
Очень скоро Нил понял: тот, кого он преследует, очень коварный и сильный. Случилось это на мостике, через который Осетров проходил каких-нибудь два часа назад, безмятежно направляясь на встречу с Меженцевым.
Рекс шел впереди, держа след. А когда убеждался, что хозяин правильно соблюдает направление, ковылял рядом или отставал. И Нилу волей-неволей приходилось сдерживать шаг, щадя раненую собаку.
Получилось так, что на мостик он ступил первым. И, не доходя нескольких шагов, рухнул в речку: кто-то вытащил одно бревно, на которое опирался настил. Слава богу, в этом месте речка была неглубокой.
Чертыхаясь и злясь, Нил добрался до берега. Он даже не ушибся, и хорошо, что карабин не попал в воду.
Гнус, сатанеющий к вечеру, и проклятые слепни нещадно жалили обнаженное до пояса тело Осетрова.
Рекс порыскал по берегу и, снова отыскав след, потянул трусцой к чаще, припадая на больную ногу.
– Терпи, родной,– ласково подбадривал его Нил.– Терпи, милый…
Как ему было больно за своего верного товарища! Без него он не знал бы, где искать преступника. Тайга велика, и дороги в ней не проложены. Преследуемый мог идти на север и на юг, на запад и на восток.
Постепенно войдя в ритм погони, Нил все больше отдавался размышлениям: кто же этот человек в плаще? Зачем ему понадобилось топить Аделину? Удивляло то, что она согласилась сесть в лодку, Аделина, которая всегда сторонилась озера. В детстве ей напророчил шаман: погибель ее – в большой воде. Она верила и боялась.
Рекс иногда в изнеможении останавливался и ложился на землю. Нил давал собаке передышку и сам по следам на примятой траве угадывал путь, которым шел преступник. Он боялся, что любая заминка на руку преступнику, которого он преследовал.
Но Рекс подымался, догонял хозяина и снова брал след. Вскоре выяснилось направление: преступник двигался в сторону, противоположную от райцентра, что несколько озадачило лесника.
Если это был кто-то из местных браконьеров (его первая мысль), то по логике он должен был жить где-то недалеко, скорее всего в Шамаюне. Но человек шел в тайгу. Туда, где вставал высокий каменный кряж, перейти его – дело хитрое и трудное; надо знать дорогу, о которой известно было немногим.
Солнце уже опускалось за верхушки деревьев, и лишь сопка, возвышающаяся над тайгой и очень напоминающая своими очертаниями знаменитую Фудзияму, еще горела ярким золотистым пламенем. Осетров знал: она скоро погаснет и тогда придет ночь.
Рекс вдруг остановился. Покрутился возле выворотня'.[13]
Нил рывком скинул с плеча карабин, спустил предохранитель.
Пес обнюхал отверстие, зияющее у вывороченных корней. Лесник заглянул туда.
«Берлога, что ли?» – подумал он. И вслух пожурил собаку:
– Некогда отвлекаться… Вперед, дружище, вперед…
Рекс заковылял дальше. Пожалев, что нет под рукой поводка, Нил положил руку на холку Рекса, и так они продолжали пробираться вперед.
А путь становился все труднее и труднее. Дорога шла в гору, через распадок, заросший густым кустарником, перевитым лианами дикого винограда. Осетров буквально продирался сквозь дебри, не обращая внимания на царапины, оставляемые острыми шинами аралий.