Хищники

— Нет, далеко не всегда! — воскликнула Ксения Павловна. — Легко сказать: этого нет, потому что не может быть! По-моему, отрицать вещи, до смысла которых наш разум просто еще не дошел, тоже в своем роде невежество… Да, многое еще требует научного осмысления. Организм человека, а главное — его психика — это целый космос, невиданные возможности которого нам еще открывать и открывать. И поражаться. — Ксения Павловна спохватилась: — Ой, заговорила я тебя…

— Ну почему же, — улыбнулась Ольга Арчиловна. — Мнение специалиста всегда интересно… Да, у меня еще один вопрос. Отец Осетрова погиб трагически при задержании браконьера. Как это могло повлиять на Нила? И имеется ли связь с событиями в заповеднике, когда Осетров стрелял в Авдонина?

— Конечно, смерть отца, именно такая смерть, отложила отпечаток на сознание парня. Это, по-моему, скажет даже неспециалист, — чуть усмехнулась Мозговая. — Идея фикс, что ли. Мстить. Но вот о прямой связи… — Ксения Павловна развела руками. — Я бы не взялась утверждать что-либо определенное. Ведь все зависит от индивидуальности. Один более впечатлительный, другой менее… Но на вашем месте в оценке личности Осетрова я бы учитывала сам факт.

Шамаюн был тихим зеленым городком, расположившимся между невысоких пологих сопок, покрытых редким лесом. Сохранилось много деревянных домов, рубленных из крепких лиственничных бревен.

До райотдела милиции рукой подать. И Ольга Арчиловна добралась до него не спеша, за каких-нибудь восемь-десять минут.

Размышляя о разговоре с Мозговой, она все больше приходила к выводу, что Осетров не мог ошибиться там, в распадке, вечером. Вернее, такой парень, как он, — охотник, пограничник, с зорким глазом и верным слухом — вряд ли бы что-то напутал. Выходит, или врал, или все произошло так, как он показал на допросах.

Райотдел внутренних дел находился на первом этаже трехэтажного кирпичного дома. У крыльца следователь столкнулась со старым знакомым — под сенью молодой пихты сидел на земле Рекс и внимательно смотрел на зарешеченные окна. Заметив Дагурову, он вдруг оскалил зубы и зарычал. Что-то грустное шевельнулось в душе Ольги Арчиловны. Она подумала: «Можем ли мы, люди, быть такими преданными и верными? А что будет, когда Нилу дадут срок?…»

Дежурный проводил ее к начальнику райотдела майору Иргынову. В кабинете находилась заплаканная женщина.

— Заходите, заходите, товарищ Дагурова… Присаживайтесь. Я буквально еще минуту…

Ольга Арчиловна села на один из стульев, стоящих вдоль стены.

— Что же мне с тобой делать, Степанова? — обратился к женщине Иргынов. Он был коренаст, смугл, нос приплюснут и широковат в ноздрях, что выдавало в нем аборигена.

— Да на кой ляд они мне, век соболей не носила… — осипшим голосом оправдывалась женщина, кивая на лежавшие перед майором на столе две шкурки. — Вам и Тонька может подтвердить… Хотела только проверить и убедиться… Честное слово, товарищ начальник!..

— Это мы уже слышали! — сурово сказал Иргынов и устало махнул рукой. — Ладно, иди, Степанова… И запиши на бумаге все, как было. Поняла?

— Поняла, товарищ начальник, — обрадованно проговорила женщина, утирая ладонью глаза.

— Но мы еще проверим, — как бы упреждая преждевременную радость, сказал начальник райотдела и попросил дежурного дать ей бумагу и ручку для объяснения.

— Она сказочки рассказывает, а мы слушай, — покачал головой майор, когда они остались со следователем одни. — Иргынов сам умеет такие небылицы рассказывать, что никакой писатель не выдумает. — Он сузил свои и без того узкие глаза и довольно засмеялся. — Уверяет, что за два соболя две бутылки… И в это Иргынов поверит, с трудом, но поверит. Алкоголик родную маму отдаст за бутылку… Клянется, мол, эти два соболя понесла к скорняку убедиться, что действительно это соболь, а потом отнести их к нам… Такое и моя бабушка сочинить бы не могла. — Майор перестал смеяться и бережно взял со стола шкурку, запустил в нее растопыренную руку и медленно, с наслаждением провел против шерсти. Она мягко облегла его пальцы, блеснув серебристой подпушью.

Ольга Арчиловна впервые видела соболиный мех. И ей самой хотелось вот так, как майор, попробовать его на ощупь. Правда, Иргынов это делал с каким-то особым умением, что ли. Как делает, наверное, настоящий охотник. Или человек, с детства окруженный шкурами и мехами.

— Браконьер, наверное, какой-нибудь из тайги принес, — высказал предположение майор. — Пропился и побежал к буфетчице. — Он кивнул на дверь, имея в виду, вероятно, ту женщину, что ушла с дежурным. — А скорняки все предупреждены. Если слева — сразу к нам… Соболь — главное богатство района. А его всякий нехороший человек бьет… Меня на каждом совещании ругают: Иргынов слепой, Иргынов не видит ничего… А как за ними уследишь? Ничего, они еще не знают Иргынова, — сурово пригрозил он кому-то. — Я от нее добьюсь правды!

Спохватившись, что у него сидит следователь, майор запер шкурки в сейф и поинтересовался, как прошел допрос Осетрова.