— Да, в общем-то на Нила непохоже… Но как это можно не разобраться — ты стреляешь или кто-то другой?! Был бы еще какой-нибудь горожанин, впервые попавший в тайгу… Охотник! На границе служил! — Резвых недоуменно пожал плечами. — И я тоже хорош, поверил… А надо было сразу оперативную группу да проводника с собакой. — Он махнул рукой. — Что теперь говорить, время упущено. Золотое время…
— А как бы вы не поверили? Человек прибежал сам. И в чем сознался — в убийстве! — успокаивала капитана Дагурова.
— Что решили с ним делать? — спросил Резвых.
— Да вот думаю… Кто же он? Соучастник? Доказательств никаких… Можем только подозревать…
— А меру пресечения какую ему решили?
Это был нелегкий вопрос. В исключительных случаях закон разрешал применять в отношении подозреваемых меру пресечения. Вплоть до взятия под стражу. Когда это диктовалось интересами следствия.
— Возьмем подписку о невыезде, — сказала Ольга Арчиловна и посмотрела на Арсения Николаевича, ожидая, как он к этому отнесется.
Участковый инспектор не стал обсуждать ее решение.
Осетров осунулся, под глазами залегли темные тени. Щеки и подбородок покрыла светло-рыжая щетина.
Когда Ольга Арчиловна объявила, что допрашивает его в качестве подозреваемого, он хмуро, с прежним недоверием спросил:
— Все еще сомневаетесь? Думаете, хитрю?
— Знаете, Нил, о чем я хочу вас спросить, — не обращая внимания на его тон, сказала следователь. — Вы никого не заметили в распадке, помимо Авдонина?
— Не заметил, — буркнул лесник.
— Пожалуйста, припомните получше, — настаивала Ольга Арчиловна.
— У меня все стоит перед глазами… — Осетров поднес руку в лицу. — Будто это только что произошло… Прямо слышу треск сучьев, как Авдонин убегает…
— А потом, когда вы подошли к убитому, ничего не видели и не слышали подозрительного вокруг?
Нил вздохнул, посмотрел на следователя так, словно просил избавить от тяжких воспоминаний.
— Сколько раз я уже подробно, о каждой детали вам рассказывал… Неужели еще что-то неясно? — спросил он с отчаянием.
— Нет, неясно, — спокойно ответила Ольга Арчиловна. — Мы нашли пулю, которой убит Авдонин… — Она замолчала, ожидая, как лесник среагирует на ее слова.
— Тем более, — мрачно произнес он.
— Да как вам сказать… Пуля-то не из вашего карабина…
Наверное, до Осетрова не сразу дошел смысл сказанного.
— Что? Что вы сказали? — заволновался Осетров. — Повторите, пожалуйста. Если можно… Не из моего?… Или я ослышался?
— Нет, не ослышались. Пуля, которой убит Авдонин, не из вашего карабина, — четко повторила Дагурова. — Вам понятно?
— Не может быть, — воскликнул он. — Я стрелял! Он упал! Сразу после выстрела. Моего выстрела!..
Осетров осекся, испуганно и недоверчиво глядя на следователя. Ольга Арчиловна ждала, когда он переварит услышанное. Нил сидел, уставившись в одну точку. Глубокая складка перечертила его лоб.
— Скажите, а у Марины не было ружья? — спросила Дагурова.
— У Марины? Ружье?… Нет, конечно, — ответил он, все еще находясь в каком-то оцепенении.
— Вы не хотите ничего добавить? — задала последний вопрос следователь.
Осетров медленно отрицательно покачал головой. Он молча подписал бумагу о мере пресечения. Ольга Арчиловна объяснила ему, какие у него ограничения в свободе передвижения. Осетров кивнул: мол, знаю. И вышел. А Дагурова осталась сидеть, удивляясь его поведению. Она ожидала совсем другого — радости, расспросов, может быть, даже слез облегчения, которых не могут сдержать куда более закаленные мужчины.
«Что за этим кроется? — спрашивала она себя. — Такое ощущение, что он хочет взять вину на себя. Но зачем? Чтобы скрыть другое, более тяжкое преступление? Или своего соучастника, который стрелял?»
Ольга Арчиловна вспомнила слова Меженцева о необыкновенной правдивости Осетрова. Возможно, это и так. Но, может быть, он добросовестно заблуждается. Или просто-напросто забыл отдельные детали события…
А если Нил не говорит ей правду до конца? Что-то скрывает? Из благородных побуждений.
С улицы раздался радостный собачий визг. Именно радостный — столько в нем было вложено счастливых чувств. Ольга Арчиловна невольно встала, подошла к окну.
Рекс то прыгал вокруг Нила, то вставал на задние лапы и, положив передние ему на плечи, лизал лицо. Они кружились в объятиях друг друга — человек и собака, пока не свалились в траву…
Арсений Николаевич, тоже, видимо, наблюдавший за этой картиной, встретившись с Ольгой Арчиловной после допроса лесника, сказал:
— Ну и преданные же, черти! Человек так не может, чтобы всего себя, без остатка… У меня тоже был пес. Ирландский сеттер. Ко мне — всей душой. — Ольга Арчиловна улыбнулась. — Честно вам говорю, — заверил Арсений Николаевич. — Действительно, все понимал, только сказать не мог… Конечно, с такого вот возраста. — Капитан соединил свои пухлые ладони и нежно покачал ими в воздухе, словно держал теплое крохотное существо. — Помер, когда я по больницам валялся… От тоски, не иначе…
— А что же другую не завели?