Хищники

— Зачем? На охоту болячки не пускают. Правда, предлагали мне хорошего пса. Спаниеля. Знакомый во Владивосток переезжал… Как это можно оставить собаку, не понимаю. Ну и что же, что общая квартира?…

— А вы почему не взяли?

— Они ведь чувствуют. И получилось бы что-то вроде подкидыша… Вон, Авдонин привез Гаю…

— Султана? — вспомнила Дагурова собаку директора заповедника.

— Султана, — подтвердил капитан. — Первоклассная лайка. Отлично натаскана на зверя. Вот только, по-моему, настоящей дружбы с хозяином нет.

— Как это?

— А так. Охотничья собака — это серьезно. Ее преданность нельзя делить на троих, как бутылку водки… Ведь что получилось: то Федор Лукич, то Марина, а приезжал Авдонин — Султан с ним… Я лично к своему Валдаю — кличка была моего сеттера — даже Олимпиаду Егоровну не допускал. Но уж зато он всегда умел мне сноровить[7]. Как мы с ним глухарятничали![8] И рябчика он здорово поднимал, вальдшнепа. — Резвых вздохнул. — Что и говорить, охотник был по крови и по духу…

— А я обратила внимание, что здесь больше держат лаек.

— Ну почему же, — улыбнулся капитан. — Лайка для промысловика хороша. Брать куницу, соболя, горностая. Для боровой же дичи — я считаю, сеттер, пойнтер. Ну а зайца загнать — лучше борзой нет. Правда, о вкусах не спорят…

— А Рекс?

— Что Рекс… Рекс — прирожденная служебно-розыскная… Помесь овчарки с волком.

— Как с волком? — удивилась Дагурова.

— У Богатырева, лесника здешнего, была овчарка, сука. Сманили ее в волчью стаю. Богатырев решил: все, с концом. Нет, щениться вернулась к хозяину. Осетров выпросил щенка. От своих диких сородичей у Рекса осталась привычка выть. Как музыку услышит — воет. Если веселая — ничего, терпит. А только жалостливую услышит — затянет, прямо душу рвет… Заговорились мы, Ольга Арчиловна, — спохватился капитан. — А время-то не ждет…

Следователь ознакомилась с делами, находящимися в производстве у следователей милиции, с картотекой лиц, состоящих на учете. Побеседовала с начальником угрозыска Сергеевым. Ничего интересующего Ольгу Арчиловну не было.

В райпрокуратуре Дагурову ждала телеграмма из Москвы. Ответ на ее отдельное требование, в котором она просила выяснить у родственников Авдонина, что он взял с собой из вещей. Московский следователь сообщал, что установить это не представилось возможным. Из близких у Эдгара Евгеньевича была только мать. Но жили они отдельно, в разных районах города. Она понятия не имела, зачем и на какой срок сын поехал в командировку, а уж чем более — что взял в дорогу. Провожать друг друга у них не было принято. На работе Авдонина характеризовали положительно. По месту жительства тоже.

Помня настоятельную просьбу начальника следственного отдела облпрокуратуры держать его в курсе дела, Дагурова позвонила Бударину. Поворот событий насторожил его.

— Может, прислать вам в помощь прокурора-криминалиста? — спросил Вячеслав Борисович. — Новожилова?

— Попробую пока разобраться сама, — сказала Ольга Арчиловна.

Ольга Арчиловна поехала в «академгородок». Хотелось побыть одной. И думать, думать, думать. Интересно, можно раскрыть самое запутанное преступление, не выходя из комнаты? Преувеличение? Совсем нет. Просто надо уметь думать. Видимо, это главное качество следователя.

В «академгородке» было пусто и тихо. Ольга Арчиловна просмотрела свои записи, перечитала протоколы допросов. И перед ней встал вопрос: на основании чего и как строить дальше версии?

Она взяла чистый лист бумаги и в центре нарисовала кружок, вписав в него: «убийство Авдонина». Затем от кружка провела несколько линий, на концах которых начертила большие квадраты. И стала заполнять их мелким почерком. «Личность потерпевшего, его связи», «Число предполагаемых преступников», «Предметы, которые были унесены с места происшествия», «Пути прихода и ухода преступника», «Орудие убийства», «Возможные мотивы убийства».

Особо надо было проследить связи Авдонина. Насколько Дагурова знала, он был общителен, не считал для себя зазорным делать людям разные услуги. Привозил из Москвы что просили. А здешние жители, гостеприимные и открытые, умели ценить человеческую доброту.

Одним из предполагаемых мотивов убийства оставалась ревность. Старая как мир формула: шерше ля фам — ищи женщину…

Марина Гай в разговоре упомянула о том, что у Авдонина были какие-то отношения с Аделиной. Выяснить это следователь решила поручить Арсению Николаевичу.

Дагурова также отметила у себя в блокноте: «Нет ли у Авдонина знакомых в Шамаюне?»

Ольге Арчиловне не давала покоя бумажка с блатными стихами, найденная рядом с ружьем и бумажником убитого. Кому она принадлежала, кто ее потерял? Авдонину или тому, кто взял «зауэр» и бумажник?

«Выяснить, — записала дальше следователь, — не собирает ли Осетров тюремную лирику. Он ведь сам пишет стихи…»

О числе предполагаемых преступников… Рядом с этим квадратом Ольга Арчиловна поставила вопросительный знак. Несколько раз обвела его.

Что касается вещей, то пока обнаружены лишь ружье и бумажник Авдонина. Мешок, о котором говорил Осетров, не найден.

Ольга Арчиловна дошла до оружия. И записала: «Узнать у Веселых».