Хищники

Ольга Арчиловна отметила, как они уже миновали то место, где был убит Авдонин. А Осетров продолжал увлеченно рассказывать, какие приманки он использовал для харзы, горностая и лисы. Со стороны они, наверное, производили впечатление двух старых друзей, ведущих задушевную беседу.

— А вот колонок совсем исчез, — продолжал Нил. — Но Алексей Варфоломеевич уверен, что виноват соболь. Там, где соболь, колонку делать нечего…

— А у соболя враги есть? — поинтересовалась следователь.

— Если вы имеете в виду — в природе, то можно сказать, что нет. Он такой хитрый и ловкий! Строит сразу несколько гнезд… Так что считайте, главный его враг — человек…

— А численность соболя растет в заповеднике?

— В том-то и дело! — воскликнул Осетров. — За последнее время стала падать. И довольно резко.

— Чем это объяснить?

— Не пойму! И Алексей Варфоломеевич голову ломает, а найти причину не может. Мы уже думали — мигрирует… Но почему соболь столько времени — а со дня образования Кедрового прошло двенадцать лет — жил себе спокойно в наших местах, плодился, и вдруг ему что-то не понравилось?!

— И как сильно упала численность?

— Я подсчитал, со сноской, конечно, на всякие естественные потери: ну обычная миграция, она раньше не превышала нормы, смертность, браконьеры и так далее — выходит, что за последние три года исчезло без всякой причины сто соболей! Округление, разумеется. Представляете! Это внушительная цифра! Алексей Варфоломеевич переживает, а я ничем не могу помочь. Ведь это на руку тем, кто был против основания заповедника и расселения здесь соболей, — с каким-то отчаянием проговорил лесник.

— Вот уж не думала, что у Меженцева были противники, — удивилась Дагурова.

— А вы знаете, какой он выдержал бой? Здесь хотели создать леспромхоз. Но Алексей Варфоломеевич отстоял…

И Осетров рассказал Дагуровой о том, что она уже краем уха слышала: скольких трудов Меженцеву стоило убедить тех, от кого зависела судьба Кедрового, что тут идеальное место для обитания соболей.

А уж для характеристики Алексея Варфоломеевича Осетров не пожалел самых восторженных слов.

Оказывается, Меженцев был учеником знаменитого Зенона Францевича Сватоша, имя которого священно среди ученых и природоведов, ибо Сватош организовал знаменитый Баргузинский заповедник, когда соболь в России в начале века оказался на грани полного исчезновения. Сам Алексей Варфоломеевич исходил всю Сибирь вдоль и поперек, участвовал едва ли не во всех важнейших экспедициях по изучению животного мира. При этом занимался еще этнографией, археологией, краеведением. Сразу после войны без защиты ему была присуждена степень доктора биологических наук.

Для этого человека пространства были не пространства, и даже Сибирь оказалась мала. Он путешествовал по Монголии, Средней Азии, Северной Канаде и Скандинавским странам. В конце шестидесятых годов Меженцев принял самое активное участие в создании первого в Союзе факультета охотоведения в Иркутском сельскохозяйственном институте, где учился теперь Нил, основанного под руководством одного из крупнейших советских охотоведов — Скалона (это имя Осетров тоже произнес с благоговением). В настоящее время по учебникам Меженцева учатся будущие охотоведы, и наши профессора ссылаются на его работы в своих лекциях.

— А мне показалось, что Алексей Варфоломеевич скорее практик, — призналась Дагурова. — И в узкой области.

— Он и практик, — подтвердил Осетров. — И в этом нет противоречия… Но вот насчет узости… Алексей Варфоломеевич привел интересную мысль. Да, наука всеми корнями сидит в практике. Но часто результаты абстрактной науки именно благодаря своей общности практичнее, чем результаты частной конкретной дисциплины… Он еще говорит: ученые, которые занимаются узкими вопросами, нужны как специалисты по отдельно взятым вопросам, но они никогда не смогут продвинуть науку вперед. Ни на шаг! Для того чтобы сделать что-то принципиально новое, необходим широкий поиск. И не только в смежных, но иногда и в отдаленных областях… Вы суть понимаете? — спросил Нил.

— Разумеется!

— Алексей Варфоломеевич утверждает, что настоящий ученый как орел — в поисках добычи сначала поднимается в высоту, чтобы иметь большой кругозор. Но чтобы не остаться без добычи, орел должен смотреть на землю со своей высоты… Ведь здорово сказал! А?

Осетров внезапно замолчал, а Ольга Арчиловна подумала: странно бывает — человек знает, пожалуй, все о предмете своих исследований, орлиным взором может охватить пол земного шара, который исходил собственными ногами, а что творится под боком, на обходе Кудряшова, профессор не ведает. Что это? За великим не замечает мелочи? Или в таком положении, когда мелочи не трогают? Но по реакции, которую она наблюдала у Алексея Варфоломеевича на безобразия в первом обходе, его нельзя было обвинить в витании в облаках. Значит, Меженцев не знал или слишком доверял Гаю…

— А может быть, виноваты браконьеры? — спросила Дагурова.

— Вы об исчезновении соболя? — вскинул глаза на следователя Осетров.

— Да.