— Выходит, виноват я? — хмуро сказал Нил. — Чтобы сто соболей!.. Меня тогда судить надо! За ротозейство и попустительство…
— Ну а если очень ловкие браконьеры?
— Вы просто себе не представляете, что такое поймать или отстрелить сто соболей! Я ведь день и ночь…
— А какими орудиями лова пользуются браконьеры?
— Обычными. Как все промысловики… Если ружьями, то обязательно с собаками. Выследить и выманить соболя — большое умение требуется. Но я бы такого браконьера поймал! Собака, выстрелы… Еще, правда, капканы ставят, кулемы называются… Нужно опять же выследить гнездо, капкан зарядить, выждать… Некоторые ловят обметом. Это сетка такая, с колокольчиками… Но говорю вам, я же все время объезжаю свой обход. Услышал бы, увидел…
— Понятно, — поспешно произнесла Дагурова и решила сменить тему. — Нил, а почему вы не хотите поступать в Литературный институт?
— Это вам Марина сказала? — опять пристально посмотрел на Ольгу Арчиловну лесник. — Через вас решила агитировать…
— Похвалила ваши стихи… Но агитировать не просила…
— Пишущих — тьма. Печатаются тысячи, — усмехнулся Осетров. — А вот стоит ли лезть в печать со своими переживаниями, не все задумываются… Помните, у Марка Лисянского:
Сравните, например, попеть любят многие. И что же, каждого на радио, на телевидение?
— А Марине, по-моему, ваши стихи нравились, — попыталась проложить мостик к разговору о Чижике следователь.
— Стихи, кажется, да. А вот профессия не очень. Даже не профессия, а место работы. Понимаете, ее тянет город. Калининский проспект в Москве! Вот где она мечтала гулять, а не по распадку…
— A y меня сложилось другое впечатление. Тайга для нее — дом родной. Она с таким сожалением уезжала. Между прочим, говорила, что вы помогли ей лучше понять красоту… — Ольга Арчиловна обвела вокруг себя руками. — Было такое?
— Не знаю, — пожал плечами Осетров. — Пытался…
О Марине он говорил с грустью. Словно больше никогда не надеялся ее увидеть.
— Честное слово, думала, она настоящая таежница, — сказала следователь.
— Ну научить читать следы я ее научил.
— В вашем кружке юных любителей природы? Кажется, под названием «Соболек»?
— Да.
— А чья это была идея — кружка?
Нил замялся.
— Я собрал ребят… Название они сами придумали… О нас написали в районной газете… Получилось, это для меня вроде комсомольского поручения…
— Ясно, — кивнула следователь. И как бы невзначай спросила: — А стреляла Марина хорошо?
— Чижик? Да нет, — усмехнулся Нил. — Ружья в руках не держала. Федор Лукич болезненно относился к этому. И мне категорически запретил давать ей карабин. Даже если бы очень попросила.
— Почему? — удивилась Дагурова.
— Откуда мне знать? Думаю, боялся разбудить в ней древние инстинкты… Ведь в каждом из нас сидит человек в шкуре. И кто раз ощутил этого человека в себе, в город не сбежит, — задумчиво произнес Осетров. И на лице у него появилось странное выражение отрешенности и печали. — Хотя объяснял это Гай тем, что опасается несчастного случая. Обжегшись на молоке…
Ольга Арчиловна внимательно смотрела на лесника: догадался ли он, для чего она задала вопрос, умеет ли стрелять Марина или нет? Или он действительно не догадывался, или сделал вид, что не понимает…
А этот вопрос был очень важным. Впрочем, можно убить человека, взявшись за ружье в первый раз. Но вот попасть с семидесяти метров в движущуюся цель мог только отличный стрелок.
Не учил ли Марину стрелять кто-нибудь другой? Например, Авдонин?
Гай встретил Ольгу Арчиловну, как всегда, вежливо, доброжелательно и, казалось, был готов выполнить любую ее просьбу. Но нет-нет и через его корректность вдруг проскальзывала сдержанность и обида. И Дагурова пожалела, что о творившемся на обходе Кудряшова не поговорила сначала с Федором Лукичом, прежде чем выложить все Меженцеву. Получалось — нажаловалась.
Благо что к директору Ольга Арчиловна пришла не просить о чем-либо, а с официальным допросом. Ее интересовали туристы, побывавшие в день убийства Авдонина в заповеднике, о которых узнал участковый инспектор.
Рай достал журнал посещений и, листая его, рассказывал о четырех ребятах, зашедших в воскресенье к нему около шести часов вечера. Все были одеты по-походному — в штормовки, кеды, с рюкзаками. Бородатые, загорелые и обветренные. У одного из них за спиной болталось расчехленное ружье.
По словам Федора Лукича, он был занят делами, а парням, видимо, это было невдомек. Сначала спросили Меженцева, а узнав, что его нет в заповеднике, пристали с расспросами о красном волке, о котором сам директор рассказать ничего не мог. Затем подсунули Гаю чудную бумагу, якобы путевой лист. На самом деле это была какая-то филькина грамота, но, чтобы отделаться от назойливых посетителей, Федор Лукич поставил штамп и число. Короче, эти туристы, по его мнению, вели себя весьма странно.