Хлеб печали

- Вот поэтому я и балую ее, пока могу! – вспыхнул барон фон Ринген. – Она не такая, как твоя Лене, и если не дать ей, чего она хочет, то Матильда возьмет это сама.

Магда покачала головой и повернулась к Руди, который слушал их разговор с неподдельным интересом.

- Этот старый волк упрям как стадо баранов, - с плохо скрытой любовью сказала она, словно гордилась этим. – Но и у меня есть свое стадо. Вот так каждый день они и бодаются друг с другом. Но довольно об этом! Расскажите лучше о том, что стало с вами после той истории. Я думала о вас, и иногда мы с бароном вспоминали о тех днях…

Поздним вечером, когда в городе пахло дымом и поставленной на ночь опарой, Руди вышел из монастыря, слегка пьяный от вина, которого сегодня пролилось чересчур много. Он слегка заплутал среди неосвещенных улиц и переулочков и несколько раз оказывался перед деревянным чумным столбом, под которым сидели два пьяницы и сосредоточенно проверяли содержимое своих карманов, кляня ночь и жадных трактирщиков. Луна светила прямиком на их бледные лица, и они были похожи на восставших из гроба вурдалаков.

Когда он поднялся на крепостную стену, миновав пост, Матильда уже ждала его, зажав в зубах соломинку на деревенский манер. Сначала он принял ее за юношу, который коротает время за сочинением романтичных стихов, но стоило ей только обернуться на шорох, как иллюзия мгновенно рассеялся.

- Ваш дед знает, что вы так самовольничаете? – первым делом спросил Руди, сев рядом с ней. – Подстелить вам плащ?

Матильда фыркнула.

- Не будьте таким занудой, пожалуйста, - ангельским голоском попросила она. – Разумеется, он ничего не знает, иначе бы выпорол меня так, что я не смогла бы сидеть. Так уже было, перед нашим отъездом, когда вы захворали.

Руди промолчал, и Матильда украдкой взглянула на него.

- Дед тогда вернулся с охоты, мрачный и недовольный, - сказала она. – Я выбежала к нему и в шутку упрекнула, почему же он не взял меня с собой. Но вместо того, чтобы пошутить в ответ, он разъярился, схватил розги и сек меня с полчаса… По-моему, у меня даже сел голос от плача, и, в конце концов, он заплакал вместе со мной, обнял меня и начал просить прощения.

- Догадываюсь, в какой день это случилось.

- Когда не стало Анны, - просто ответила она и уставилась на луну. – Знаете, когда мы были в осаде, я часто думала, что она бы сделала на моем месте. Мы с Лене помогали перевязывать раны и заботились о голодных… То есть, разумеется, в основном, помогала она. Я-то все вертелась рядом с графом фон Штарембергом – командующим нашего гарнизона, - пояснила Матильда, и Руди кивнул «я знаю»: - и исполняла его поручения. Он, кажется, так и не догадался, откуда взялся его помощник, и уж точно не подозревал, кто я такая. По ночам мы поднимались сюда, чтобы посмотреть на огни турецкого лагеря. Их было такое множество, что, казалось, будто они собрались со всего востока, и весь луг, и все деревни были объяты пламенем, за которым мелькали фигуры в странной одежде.

- Сдаваться никто не хотел, - сказала она после короткого молчания. - Ходили слухи, что турки вырезали всех в каком-то городе, где жители поверили их посулам. Да и как может сдаться столица Европы? Но в конце было тяжело. Магда – дедова жена – учила нас носить домой камни, чтобы сверху швырять их в турок, когда они ворвутся в город. Она говорила, что они не будут поджигать дома, пока не разграбят все дочиста, и что единственное, что мы можем сделать, - это закончить жизнь с честью, убитыми, но не опозоренными насилием и муками. Я сказала ей, что могу обернуться и вынести ее и Лене из города, и тогда Магда высмеяла меня. Будто я переломаю себе все, если прыгну с крепостной стены. Тогда я сказала, что Лене вылечит меня, а Магда парировала, что с моей стороны будет подло и трусливо спасти две жизни, когда суждено погибнуть тысячам.

- И что вы сделали? – с интересом спросил Руди.

- Ничего особенного, - вздохнула Матильда. – В основном, слушала, с какой стороны турки подкапываются под наши стены, чтобы граф фон Штаремберг мог организовать там оборону. Он был так тверд, и смел, и непоколебим; я даже порой жалела, что он уже женат. Впервые со мной было, чтобы я ловила каждое слово человека, не могла ему ответить как должно и смущалась от мысли, будто сделаю что-то не так.

Руди саркастически хмыкнул, но Матильда не обиделась.

- Если б у меня была такая сестра, как я сама, то я б сошла с ума, - призналась она. – Я вела себя ужасно… И с Анной, и с вами, и с дедом, и со многими другими людьми. Мне до сих пор сложно ладить со многими, и я все время вспоминаю, кто я – особенно в церкви – и порой становится совсем невыносимо. Вдруг я тоже стану одержимой, как брат Анны? Иногда я так злюсь на людей, что хочется их бить и кусать.

- Это со всеми случается.

- Вы простили меня? – вдруг спросила она. – Я ведь так вас ненавидела.

- Я не сержусь, чтобы прощать.