Хлеб печали

- Видите ли, она совсем мала…Ей, кажется, лет шесть. Или, может быть, восемь. Я боюсь, что она окажется в беде.

- Шесть или восемь, - задумчиво повторила графиня. – Кто же кому из вас служит? Девчонка, крестьянка… Эти дети живучи как репей. Не думаю, что с ней может случиться что-нибудь, ради чего стоит здесь задержаться.

- О, она совсем не похожа на обычную крестьянку, - горячо заговорила Матильда, но взрослые уже не слушали ее, переговариваясь между собой. – Она очень робкая и скромная, ваше сиятельство. Ее очень легко обидеть! И она давно не ела досыта. Если вы соблаговолите помочь ей, я клянусь вам во всем помогать и исполнять все ваши приказы…

- Правда? – графиня обернулась к ней, и в глазах у нее запрыгал озорной огонек. – Эта девчонка твоя личная собственность, раз ты так о ней беспокоишься?

- Да, - храбро соврала Матильда. В конце концов, если дедушка умер, то вся его земля принадлежит ей, равно как и крестьяне. А если нет, то он вряд ли откажется подарить ей Магдалену.

- Значит, ты клянешься выполнять все, что я скажу?

- Клянусь. Пресвятой Девой Марией. И своим именем. И именем деда.

- Ну что ж, я принимаю твою клятву, - графиня хлопнула в ладоши и приказала слугам немедленно спуститься вниз и найти девчонку. («Ее зовут Магдалена», - вставила Матильда.)

- Можно мне пойти с ними? – осведомилась она и, встретив сумрачный взгляд графини, поторопилась добавить: - Так она вряд ли испугается и убежит.

- Что ж, ладно, - милостиво ответила графиня.

Когда Матильда выбежала на улицу, опередив всех слуг, дорога за изгородью была пуста – там, где сидела Лене, осталась лишь примятая трава. От нее все еще пахло бедняцким платьем девчонки, и Матильда завертелась на месте, пытаясь почуять, в какую сторону она ушла. Дым от натопленной печи мешал ей, как она ни ложилась на землю под удивленные взгляды слуг, перебивал нюх, стирая прочие запахи, и, в конце концов, она отчаялась, не зная, куда эта девчонка могла пойти.

Графиня заставила Матильду подняться, и сделала знак слуге отряхнуть платье. Она ничуть не удивилась ее странному поведению, в отличие от слуг и зевак, которые даже начали креститься, и приобняла Матильду за плечи.

- Не волнуйся, дитя, - ласково сказала она. – Твоего беспокойства это не стоит. Если вам суждено, то вы встретитесь снова… - она замолчала, а затем наклонилась к Матильде и шепнула на ухо: - Но никогда не делай на людях то, что делала сейчас, тебе это ясно?

Матильда обернулась к ней и встретила холодный, но, как ни странно, понимающий взгляд. Она невольно смутилась и кивнула: «Да, я исполню».

Глава четырнадцатая. Магдалена. Арест

Лене не успела даже замерзнуть, сидя на земле; ее согнала с места кавалькада из знатных кавалеров, и она уткнулась головой в землю, как учила ее бабка Магда, и застыла в этой позе до тех пор, пока господа не проехали. Сильно хотелось есть. Хотелось отдохнуть. Но она не смела никуда уходить, как приказал ей Матиас. Странным он был – иногда заговаривался и называл себя, как девчонка, то принимал высокомерный вид и злился без толку и без повода, то был добр с ней. Она поняла, что он приходился барону внуком, но ей казалось, что у старого барона была только внучка… Впрочем, откуда Лене было об этом знать на самом деле, и она быстро перестала думать о своем спутнике.

Ее укусил муравей, и она почесала голую лодыжку. Слуга с постоялого двора хмуро на нее посматривал, взвешивая в руке кнут. Лене на всякий случай встала и поклонилась ему, но его лицо ничуть не смягчилось. «Я просто дождусь здесь Матиаса», - сказала она себе, проведя большим пальцем ноги перед собой, но внезапно ее охватило ощущение, что Матиас не вернется, что он попал в беду. Сложно было объяснить внезапный холод, но в животе будто заворочалась большая жаба, и Лене поняла, что ей не стоит здесь оставаться.

Она еще раз посмотрела на слугу, и тот с отвращением отвернулся и ушел. Лене переступила с ноги на ногу, размышляя, куда ей пойти, но не успела сделать и шага, как ее окликнули. Слуга, не меняя брезгливого выражения лица, кинул ей половинку подсохшего хлеба, и Лене, не веря своим глазам, прижала его к животу и мелкими шажками отошла прочь.

Лене съела половинку, как только отошла подальше от двора, вторую завернула в подол рубашки и решила оставить на черный час. Заходящее солнце золотило край деревьев, над полем стоял звон кузнечиков, и над дорогой лениво пролетали толстые шмели. Лене не знала, в какой стороне ее дом, а идти в другое место ей было незачем. Она оглянулась на хутор, где остался Матиас, гадая, не подождать ли ее или его, но увидела телегу, скрипевшую и вздыхавшую, будто существо, старше которого не было на свете, и подняла руку, чтобы спросить у добрых людей, как вернуться домой.