Графиня опять села рядом с ней и взяла ее руки в свои. Матильда подумала, что так, наверное, сделала бы мама, если б оказалась рядом, и ей стало одиноко и тоскливо.
- Как я не люблю быть гонцом, который приносит дурные вести, - сказала графиня, поглаживая ее ладони, ее вовсе не смущала грязь на пальцах Матильды. – Но, увы! тебе придется выслушать то, что я хочу сказать. Послушай, - внезапно перебила она самое себя, - ты когда-нибудь задумывалась, почему вы с дедом жили в этом ужасном старом доме? Он ведь почти разваливался на глазах.
Матильда удивилась, но пожала плечами. Ей вовсе не казалось, что их дом ужасен.
- Я так и думала, - прикосновения на миг стали жестче. – Твой дед оберегал тебя.
- От чего? – Матильде показалось, что ее губы запеклись, а язык был как тряпка.
- От мира. От себя самой. От проклятья, - последнее слово она произнесла тихо, словно желала убрать лишний пафос. Это слово пахло воскресной службой и богатыми одеждами кардиналов и епископов.
- Проклятья? – эхом повторила Матильда.
- Наверное, ты замечала, что отличаешься от других детей...
- Когда мы жили с дедом, там не было никаких детей, мне не с чем было сравнивать, - живо возразила Матильда. – Да, сейчас я вижу: у других есть отцы и матери, а у меня нет. Они хорошо умеют ладить между собой и взрослыми, а я нет. Они много путешествовали и видели разные города, а еще читали умные книги, знают этикет и куда сморкаться, а куда плевать… Но что такого, если я этого не знаю?
- Разница не только в этом, - устало заметила графиня, не отрывая взгляда от пальцев Матильды. – Далеко не каждый ребенок проведет несколько дней на ногах в тяжелом пути. И даже не каждый взрослый. Ни один ребенок не сможет нести другого по лесу. Разве не ты рассказывала мне о том, как тебе пришлось нести на плечах девочонку-крестьянку? Разве не ты недоумевала, что она уставала очень быстро? Тебе не кажется странным, что она, привыкшая к тяжелому труду, менее вынослива, чем ты?
- Не понимаю, о чем вы говорите, - Матильда напряглась. – Я много тренировалась. Дед учил меня стрелять и фехтовать. Я вынослива, вот и все.
- Ты не просто вынослива. – эти слова прозвучали как приговор. - Помнишь, как ты нашла мой гребень? Ты сказала, что нашла его по запаху.
- Да, - настороженно подтвердила Матильда и опять повторила: – Но что в этом такого?
- Люди плохо различают запахи, - заметила графиня, и Матильда неожиданно почувствовала, как комната закружилась вокруг нее. – Они не отличат дерева от железа на расстоянии, не почувствуют, что еда испорчена. Не знают, что человек пахнет по-разному, когда зол и когда доволен. Ты ведь знаешь эти запахи, правда? И если я сейчас прысну на тебя духами, ты будешь чувствовать их на себе неделю, а то и две.
- И что из этого? – тихо спросила Матильда. Ей стало очень холодно, и по рукам побежали мурашки. Ее госпожа заметила дрожь и закутала ее в одеяло.
- Когда я вбежала в комнату, услышав шум, то увидела на полу волчонка, который дрожал и рычал на огромную тень. Мне пришлось избавиться от нее… - сказала графиня, но не стала больше ничего пояснять, хоть Матильда напряженно слушала ее, навострив уши. - Окно было разбито, на полу остался клок шерсти и множество волчьих следов: земля, трава, грязь. Та рубаха, которую тебе сшили, была порвана на лоскуты. А потом я отнесла тебя сюда.
- Меня? – глупо спросила Матильда. – А где я была? Что за волчонок?
Графиня не ответила. Она смотрела на Матильду с тоской.
- Этого не может быть! – закричала Матильда. Она попыталась вскочить, но запуталась в одеяле и упала вместе с ним на пол. – Господи, Пресвятая Дева, добрый Иисус, клянусь, что это неправда! – Матильда изо всех сил стукнула кулаком в пол, но боли не было. – Я – баронесса фон Нидерхоф! Я человек! И мои родители были людьми, и мой дед, и прадед, и все мои знатные предки! – с каждым словом она ударяла кулаками по доскам пола, пока графиня не схватила ее за запястья.
- Тссс, тихо. Ты – баронесса фон Нидерхоф, - подтвердила она, притянула Матильду к себе и поцеловала в лоб. – Но ты не человек. Или, может быть, не совсем человек.
Матильда обмякла в ее объятьях.
- Что мне теперь делать? – спросила он жалобно. – Меня сожгут? Это какое-то колдовство?
- Никто тебя не сожжет, но будь осторожна. - утешила ее графиня. – Если Бог создал таких, как твоя семья, значит, он сделал это с особой целью, не так ли? Не думаю, что это колдовство. Или же оно слишком древнее, чтобы мы о нем знали. Теперь, когда ты знаешь правду, ты можешь научиться скрывать свое состояние.
- Я не понимаю… И ваш любовник, господин Штальмайер… Он ведь ищет ведьм, он найдет меня.
- О, не думай об этом: у него уже есть две ведьмы в застенках, - отмахнулась от ее слов графиня. – И если ему повезет, то он поймает добычу гораздо крупней.
- Добычу?
- Того волка, что преследует тебя. Я верю, что это некий ведьмак, причем хитроумный и расчетливый. Ни один настоящий зверь не будет с такой настойчивостью искать встречи с человеком.
Матильда сгорбилась под одеялом.