Хлеб печали

- Да, - легко сказала она. – Они делили здесь добычу и обсуждали, кого убьют следующим. Мечтали о куске кровяной колбасы и о золоте, которого бы им якобы хватило на сто лет вперед. Мне стало так противно их слушать, что я не смогла удержаться и решила проучить их. Люди часто так доверчивы… Даже если они без зазрения совести убьют родную мать, встреча с потусторонним пугает их так, что они готовы выскочить из собственной кожи, лишь бы спастись.

Их глаза встретились, и Руди первым отвел свой взгляд. Анна была откровенна; она всегда говорила с ним открыто, и он знал, что она способна действовать импульсивно, как в их первую встречу, когда они быстро оказались в постели, потому что ей было скучно в этом городке; но сейчас она была чересчур многословна, пытаясь рассказать ему то, о чем он не спрашивал.

- Здесь все равно опасно.

- Я не так наивна, чтобы отправиться в путь без оружия, друг мой. И я могу себя защитить.

- Вам нужно уехать отсюда, - твердо сказал Руди. - И не ездить лишний раз в сумерках, пока в окрестностях бродит волк.

- Может быть, я как раз ищу его, чтобы избавиться от него раз и навсегда, - протянула она, капризно сморщив нос, но ее лицо вновь стало ласковым. – Почему вы так выпроваживаете меня? Хотите поймать волка сами? Это чудо, что мы наконец-то встретились одни, без свидетелей, и вот вы пренебрегаете этим чудом. Неужели вы думаете, что я забыла вас, раз нам не удается встретиться в городе?

- Я так не думаю, - отрезал он. Ему не хотелось говорить о них здесь и сейчас. – Волк унес ребенка из деревни нынче утром.

- Вот как... – медленно протянула Анна. – Я не знала. – она опустила голову ниже, так, что ее лицо скрылось в тени, а затем робко, будто маленькая девочка, которая никак не могла так смело рассуждать об оружии, спросила: - Вы проводите меня домой, милый друг? Я осмелюсь сказать, что скучала по вам.

- Вы тоже любите спрашивать глупости, Анна, - ответил Руди серьезно, и она засмеялась. Вряд ли для нее было тайной, что, захоти она, и он поедет провожать ее на край света, прямиком до брачной постели, и будет ждать под дверьми, пока она и ее муж будут миловаться после долгой разлуки. Осознавать это было мучительно. Он привык думать, что с Божьей помощью может справиться с любой слабостью и приказать своему сердцу поступать так, как угодно разуму… Но Анна вошла в его плоть и кровь, и с ней он стал вдвойне грешником, презрев сразу две заповеди. Как он ни молил Господа о вразумлении, как ни напоминал себе, что обладать чужой женой, пусть она хоть тысячу раз будет хотеть этого, столь же плохо в глазах Господних, как и убивать ближнего своего, все было тщетно; он мучился от разлуки с ней, а когда они встречались – с трудом мог уйти первым; и все, что она говорила, было как мед и как яд, оставляя неизгладимые следы на душе. Он презирал самого себя и не мог ничего с собой поделать; они встретились слишком поздно, чтобы стать счастливыми. Анна застенчиво улыбнулась ему, и у него защемило сердце. Черт возьми, если б сейчас здесь появился оборотень, то Руди вряд ли бы заметил его.

Он поехал первым, наказав Анне держаться следом за ним. Фонаря никто из них не взял, но в густеющих сумерках он еще был не нужен. Дождь прекратил крапать, облака немного разошлись, и сквозь их рваные клочья над горизонтом показалась необычно большая и красная, будто ее облили водой, разбавленной с кровью, луна. Ни Руди, ни Анна не проронили почти ни единого слова, и только неподалеку от города остановились в тени деревьев, спешились и оказались гораздо ближе, чем положено даже добрым и давним друзьям.

- Почему вы избегали меня, раз соскучились? – спросил он после того, как они нацеловались вдоволь.

- Зачем говорить об этом? – ответила вопросом на вопрос Анна. – Зачем беспокоиться о том, чего нельзя изменить? Есть мы. Есть миг, когда мы вместе. Не будем думать, что скоро зима, а зима всегда приносит разлуку.

- К чему вы клоните?

- Получила весточку от кузена моего мужа, - неохотно ответила она. – Кто-то из моих слуг донес ему о том, что я задержалась здесь из-за вас. Он осыпал меня упреками и проклятьями, обвинил в своеволии, непокорности и транжирстве. Ах, эти люди всегда не прочь посчитать чужие деньги!

- Он хочет рассказать о нас вашему мужу?

- Разумеется. Но ему не хватит пороху. Другое дело, что мой граф сейчас стоит в какой-то венгерской деревушке со всей армией, дважды избежал смерти, перепортил местных девушек, пленил какого-то знатного турка со свитой… Тому подсыпали в еду толченый алмаз шпионы великого султана, и этот турок умер, - внезапно сказала она. – Теперь император гневается. Он думает, что одного пленника было бы достаточно, чтоб знать планы врага. Потому в последнем письме граф больше заботился о том, чтобы я немедленно явилась ко двору и употребила все свое влияние, чтобы умилостивить государя, чем о моей репутации. Вы же знаете, что стоит попасть в немилость, как у тебя больше нет ни земли, ни крестьян, ни дохода…

- А вы не хотите ехать?

- Я не могу оставить вас, - сказала она серьезно.