Хлеб печали

В подвале, где ее держали, было темно и пахло сыростью. Староста спустился первым, держа в руках фонарь наподобие тех, что использовали рудокопы в штольнях. Он прошел среди бочек, стоявших рядком, среди связок лука и гирлянд из сухих грибов, подвешенных под потолком, мимо сундуков, в которых, судя по запаху, хранилась одна-две головки сыра со слезой. Руди мельком удивился здешнему богатству – хороший сыр достать было трудно, и секреты его изготовления сыровары из разных мест хранили крепко.

Староста неожиданно остановился и поднял фонарь повыше. В углу лежала куча тряпья, под которой угадывались очертания тела. Одежда на ней будто бы шевелилась, и вначале Руди не понял, что это, пока староста не высветил колонию насекомых, ползущих по рукаву.

- Не подходите ближе, пока они на вас не прыгнули, - брезгливо сказал он. – Умерла, господин.

Руди перекрестился.

- Упокой Господи ее душу.

- Выходит, мы были неправы, - староста медленно последовал его примеру. – Разве ж ведьмы могут умереть? Или мы должны сжечь ее труп, чтобы убедиться, что она не встанет? Проткнуть ей сердце колом? Что нам должно сделать, господин?

- Похоронить, - коротко ответил Руди. – И покаяться за то, что схватили невинную.

Он увидел, что староста хочет что-то сказать, и резко вскинул руку, приказывая ему замолчать.

- Позови людей, чтобы унести тело и обмыть его.

Теперь ему казалось, что к аромату сыра примешивается запах трупа. Руди поморщился и резко развернулся, чтобы уйти подальше от смрадного подвала.

Возвращался он в одиночестве, пустив лошадь медленным шагом. Торопиться было некуда, и даже наступавшие сумерки, заполнявшие тьмой кустарники и деревья, наливавшиеся сизой дымкой, не заставили его убыстрить ход. «Что, если этот волк – не волк, но оборотень?» - спросил он сам себя, глядя вперед, на бесконечную колею от колес, в которой стояла вода. Когда дорога уходила вниз, она почти вся скрывалась под темной и мутной водой, и Руди пускал лошадь в обход по траве. Земля и грязь противно чавкала под копытами, и так же мерзко было на душе.

«Нет, этого не может быть, - ответил он себе. – Единственным человеком, который носил на себе эту Каинову печать, был барон фон Ринген. Какое ему дело до крестьянской девочки?» Руди рассеянно проследил за стайкой ласточек, взмывших в небо. «Она – внучка Магды, - неожиданно вспомнил он, - барон мог помочь своей старой подруге». «Нет, - осадил сам себя Руди. - Это неумно. Куда он ее денет? В пещеру на горе? В лесную землянку? Другое дело, если бы барон попытался спасти Магду… Но зачем ему преследовать графиню?»

События никак не желали увязываться друг с другом, одно противоречило другому, и Руди хмуро думал о том, что если б он не встречался с бароном раньше и не знал его тайны, то никто и никогда не убедил его в том, что где-то рядом бродит оборотень. Он так глубоко ушел в свои мысли, что едва справился с лошадью, когда вдалеке раздался истошный крик, а затем еще один, и еще, послышался плеск и приближающийся топот ног.

Руди вытащил шпагу, не спешиваясь, и остановил лошадь, готовый принять бой или отступить, однако люди кричали не так, как кричат те, кто хочет напугать противника; они вопили, застигнутые страхом, словно встретили призрака или адское воинство. Они выскочили из кустарника, как зайцы, и один из них немедленно поскользнулся и подвернул ногу, шлепнувшись на зад. За спиной у него был скрученный мешок, который часто носили воры.

Всего их было трое, все заросшие бородой, и в одежде, которая видала лучшие времена. Тот, кто бежал впереди, с безобразным ухом, похожим на ком вареного теста, остановился, как только увидел Руди. Он лихорадочно обернулся, хватаясь за пустоту на поясе, и отступил на шаг, едва не оттолкнув подельника, который поднимал упавшего. Обезображенный подпрыгнул на месте, когда коснулся его руки, и на его лице отразился ужас, а затем облегчение.

- Мы ничего не сделали, добрый господин, - скороговоркой пробормотал он, но, если бы взгляд мог убивать или если б они оказались наедине в темном переулке в безлунную ночь, Руди не был бы так спокоен. – Дай нам пройти. Нас преследуют.

- Ограбленные вами люди? – поинтересовался он, отрезая им дорогу.

- Волк! – выкрикнул упавший, тяжело повиснув на своем друге, с повязкой через все лицо. – Волк-призрак!

- Не призрак, а оборотень, - тот, кто носил повязку, говорил глухо, как в бочку, и время от времени простуженно хрипел. – Видит Бог, это был оборотень. Я видел на нем платье, похожее на женское. Я думал, это баба…

- Какой же это оборотень, если рядом с ним была лошадь? – рассердился одноухий. – Это был мертвец из склепа. От него пахло ладаном.

- И совсем не ладаном, - возразил хриплый. – Что, лошадь разве ходит рядом с мертвецами?

- Если это призрачная лошадь! – обозлился одноухий.

- А если это призрачная лошадь, то она не может вынести мертвеца! И она тянулась к траве, поэтому это был оборотень! Разве вы не видели зубы?

- У лошади? – спросил упавший, растерев по лицу грязь.

- У оборотня! У него было три ряда острых зубов сверху и снизу!