Хлеб печали

- Я видел, что его глаза были как плошки, - возразил одноухий. Руди заметил, что его пробрала дрожь.

- О чем вы говорите? – спросил Руди, не торопясь освобождать им путь. Если им так не терпится спастись, то они воспользуются кустами на обочине.

- Мы встретили чудовище, - ответил одноухий. Его друзья подошли к нему, и Руди заметил свежую кровь и порванную штанину у того, кто растянулся на земле. – Мы сидели у дороги, господин. Мы… - он замялся, и Руди подсказал ему:

- Делили добычу.

- Вроде того, - с облегчением сознался тот. – Мы никого не трогали, хотели поджарить колбас на ужин, когда на дороге появился он. – «Она», некстати влез в разговор хриплый, и одноухий показал ему кулак. – Его лошадь пыхала огнем, господин. Как священник говорил про псов ада.

- Да не огнем, а дымом, - опять не выдержал хриплый. – Изо рта у нее шел дым, я видел.

- Это был дым от костра!

- Сам ты дым от костра! Думай, что говоришь! Где я сидел и где был дым!

- Хватит, - оборвал их Руди. – И что было дальше?

- А дальше мы похватали, что могли, и побежали, - одноухий переступил с ноги на ногу. Сапог у него был дырявый, и из него торчала портянка, черная от грязи. – Дай нам уйти, господин. И уходи отсюда сам. Если б у нас было, что тебе дать, всем святым клянусь, отдал бы половину.

- Чтоб затем отобрать за углом, - мрачно сострил Руди. Он еще раз окинул взглядом разбойников, а затем нехотя посулил: - Я отпущу вас. Один вопрос – где ваш оборотень? Или призрак, - добавил он, заметив оскорбленный взгляд хромого.

- Недалеко, - с облегчением ответил одноухий. – Дорога здесь делает крюк, господин. Когда ты дойдешь по ней до дуба с большим дуплом, спустись по правую руку за несколько камней. Там мы развели костер. С дороги этого места не видно.

Он вдруг запнулся, взглянув на Руди, как на прокаженного или на покойника и поманил друзей ближе к себе. Руди заставил лошадь отойти в сторону, чтобы дать им пройти. Разбойники больше не оглядывались и не бежали, но все-таки торопились, поддерживая друг друга за пояс, и он подумал, что, должно быть, в их рассказе есть доля правды.

Руди вынул крест из-за пазухи и поцеловал его, наскоро пробормотав про себя слова молитвы, в которой вверял свое сердце и жизнь Господу. Он сжал пятками сапог бока лошади, и та послушно пошла вперед. Дерево и камни, о которых говорили разбойники, он нашел без труда, и хоть над дорогой уже плыли серые мокрые сумерки, он рассмотрел в грязи глубокие следы от подкованных копыт: всадник долгое время стоял на этом месте. Вода не успела заполнить ямки от следов – значит, этот человек был здесь совсем недавно. Руди спешился.

Здесь пахло дымом, и еле заметным запахом апельсиновых цветов, терпких, какие растут только далеко на юге, и сыростью, и сосновыми иголками, и гороховой кашей, которая подгорала на дне котелка. Следы уходили вниз, теряясь в примятой траве; видно, здесь неизвестный всадник спрыгнул. Руди присел на корточки, почти не надеясь, что всадник мог потерять здесь пуговицу или монету. Вокруг костра внизу плясали тени, трещали сучья, и мокрые камни и ветви ярко и рыже блестели в сумерках. Руди не видел ни души, но одновременно чувствовал, что здесь кто-то был, превратившись в слух.

Рядом послышался шелест, неожиданно громкий в вечерней тишине, и Руди вскочил на ноги, хватаясь за шпагу. Он отпустил лошадь, и та попятилась назад, прижимая уши.

На краю дороги верхом на своей лошади сидела Анна, кутаясь в плащ из темно-синего сукна, почти черного. Какое-то мгновение она смотрела на него странным, испытующим взглядом, но он быстро исчез, сменившись облегчением. Она была необычно бледна, и вначале Руди испугался, что с ней что-то случилось, но затем понял, что она просто забыла нарумяниться и накрасить губы.

- Я мог вас убить, - сварливо заметил Руди и спрятал шпагу. Он обернулся к своей лошади, чтобы она не убежала, но та с любопытством рассматривала товарку.

- Я знаю, - просто ответила Анна, и ему, как всегда, понравился ее ответ: прямой и искренний, как она сама.

- Что вы тут делаете в такое время? – спросил он. – Одна, верхом…

- Может быть, искала встречи со старым другом, - отозвалась Анна и наклонила голову. С полей ее шляпы закапала вода. – Может быть, мне было так грустно, что я хотела развеяться. Может быть, я желала побыть одна, чтобы стать самой собой. Видите, как много может быть ответов?

Руди подошел к ней, забыв об оборотне, разбойниках и ведьмах. Она стянула грубую перчатку с пальцев и протянула ему руку для поцелуя. От Анны сильно пахло духами, так сильно, что перебивало даже лошадиный пот.

- Вам нельзя здесь оставаться, - сказал он, прикоснувшись к ее пальцам губами. Ладонь у нее была холодной, и Руди вспомнил, как Анна жаловалась на то, что слишком часто мерзнет. Его лошадь подошла за ним к товарке, и вороная Анны кокетливо отвернула морду.

- Из-за призраков? – спросила Анна, еле заметно улыбаясь. – Или из-за оживших мертвецов?

Руди нахмурился.

- Неужели вы напугали этих мужланов?