Хочешь, я буду твоей мамой?

Иду пить кофе. Проверяю листы Кирилла, отправляю исправлять ошибки. Мария пошла мыться. Украдкой пытаюсь почитать френдленту в интернете, бегая организовывать малышне всякие дела, вроде рисования, лепки, просмотра обучающих мультиков.

Вышла Мария, помогаю уложить ей феном чёлку, отчитываю за то, что отказывается разбираться в разложении квадратного трёхчлена. Маша трёхчленом не соблазняется, а решает лучше сегодня сделать двойную порцию французского. Я даю себе слово вечером обязательно посмотреть, что же там такого сложного.

Дети сделали уроки, играют. Начинаю готовить ужин, болтаю с мамой по телефону. Просыпается муж, начинает собираться на работу. Накрываю ужин на стол, включаю детям мультфильм. Ужинаю сама, болтая с мужем. Раздаю лекарства, раскладываю младших спать. Меняю Нине памперс. Тимур вспоминает, что по французскому задали перевести текст. Приносит, переводим вместе. Муж уходит на работу.

Читаю детям на ночь книгу, потом помогаю умыться и уложиться спать. Пока все укладываются, но свет ещё не выключен, пробегаюсь с веником по комнатам. На мытьё полов сегодня нет сил.

Мою посуду, теперь уже в других перчатках. Завариваю себе чай, сажусь за компьютер с мыслью разобраться в квадратном трёхчлене и набросать план анализов к госпитализации Нины, но внезапно решаю сначала написать этот пост. И вот уже 23:50, есть ещё план многофазного умывания и ещё некоторых дел. Не знаю, успею ли всё осуществить.

Вот такой день. Не идеальный, конечно, остаётся ещё куча недоделанных дел, но что поделать, день не резиновый, приходится откладывать на завтра то, что не успела сделать сегодня.

2 марта 2016

В реабилитационном центре Нину убедили, что она обязательно будет ходить. Врачи починят ей ножки, и она будет бегать и прыгать как другие дети. Сделали несколько операций, полгода она провела закованная обеими ногами в гипс. Даже для взрослого тяжело было бы пройти этот путь, а для ребёнка и подавно. И чтобы было ясно из-за чего все эти мучения, ей многократно повторяли, что она обязательно пойдёт. Но когда сделали гипс сняли, стало ясно, что это невозможно. И обещать прекрасное будущее перестали.

Через несколько месяцев мы забрали Нину домой, тогда уже нам честно сказали, что надеяться не на что, коляска на всю жизнь.

Потом я проконсультировалась на всякий случай со своим дядей — опытным нейрохирургом, он подтвердил, что опереться на ноги Нина не сможет, так как нервы туда не проросли, а вживлять их никто в мире пока не научился.

Потом благотворительный фонд провёл консилиум в Москве — тот же вердикт.

И чтобы совсем не сомневаться, я съездила на консультацию к известному нейрохирургу в институт нейрохирургии Бурденко. Он спокойно и подробно объяснил мне почему именно невозможно поставить Нину на ноги даже в ортезах. Нервы заканчиваются слишком высоко и с этим ничего не поделать.

И перед нами встал вопрос: что делать с Нининой уверенностью, что она уже в самое ближайшее время будет ходить как все?

Она просто уверена, что пойдёт в следующем году в школу на своих ногах, вместе с Кириллом, хотя я сто раз уже говорила, что мы будем учиться дома. Но она забывает мои слова и снова планирует такую же жизнь как у всех, без каких-либо поправок. Будто не замечает того, что носит памперсы, что не чувствует как отбивает ноги до крови, если неаккуратно скачет куда-то. Будто всё это временное и ничего не значит.

Наши мнения с мужем разделились. Я считаю, что нужно спокойно приучать Нину к тому, что её возможности здоровья и передвижения ограничены. Что надо это принять и дальнейшую жизнь планировать исходя из этого. Усиленно учиться, чтобы получить какую-то профессию и во всём остальном приспосабливаться жить в мире здоровых людей.

Муж сомневается, что стоит отнимать у Нины надежду на то, что врачи всё исправят и починят. Он боится, что правда станет для неё ударом.

3 марта 2016

Когда идёт речь о детях, которые всю сознательную жизнь провели в детском доме, очень важно понимать, что эти дети очень отличаются от обычных домашних детей. Сложно поверить насколько они другие, пока лично не столкнёшься и не поживёшь вместе хотя бы несколько месяцев.

Домашним детям мы объясняем всё, начиная с самого раннего возраста. Многие ситуации и явления вокруг себя ребёнок наблюдает сам, анализирует и делает какие-то выводы, переспрашивает у взрослого, а взрослый или подтверждает, или объясняет, почему это не так. И на этой основе ребёнок дальше строит свои представления о мире.

А теперь представьте себе детей, которые семь лет провели в детском доме. И которым все эти семь-восемь лет никто ничего не объяснял. Кто ты, где ты, почему ты тут, что будет дальше? Что будет завтра, куда всех повели? Почему перевели в другую группу, где ни одного знакомого лица? Почему перевели в интернат? Что будет дальше?

К семи годам ребёнок уже не задаёт этих вопросов, он смиряется с тем, что всё непонятно, и он ни на что не влияет.

Им просто давали лекарства. Отвозили в больницу, делали операции и возвращали обратно в детский дом.