Хочешь мира — готовься к войне (СИ)

В какой-то момент он просто потерял концентрацию и равновесие. В какой-то момент ноги тупо разъехались и Юрка просто навернулся на лед, стесав ладони и едва не расквасив нос. Пиздец, чемпион!

— Юра! — Юри оказался рядом очень быстро. Словно забыл о том, что было сказано лишь минуту назад. За метр присел и к Плисецкому подъехал по льду на колене. Коснулся плеча, но провести рукой дальше не рискнул. — Как ты?

Юрка тяжело сел, пятная лед розовым.

— Я в порядке, — он покачал головой. — Бля… глава японского синдиката на льду… Витька меня теперь из дома не выпустит. Или в Питер этот гребанный отправит. А я ведь правда подумал, что мы могли бы… что ты не стал бы трястись надо мной… что ты другой, не такой как все, кто меня окружает.

Юри стиснул кулаки. Несколько долгих мгновений смотрел на его макушку, а потом медленно поднялся.

— Ты прав. Я такой же, как и все. Якудза. Убийца. Но я тебя не трону. Обещаю. Прости, что… так вышло. Больше ты меня не увидишь. Нет необходимости уезжать. Удачи, Юра, — он склонился в глубоком поклоне, а потом развернулся и покатился к другому выходу, у которого, замерев, стоял его помощник. Его высокая сильная фигура показалась вдруг неповоротливой, тяжелой, как сломанная шарнирная кукла. Очень неуклюжая кукла, которая только чудом держалась на льду. У самого выхода Юри остановился на миг, повернул голову, словно собираясь обернуться, но заканчивать движение не стал. И растворился во мраке через пару секунд.

Юрке пришлось собрать всю свою волю в кулак для того, чтобы просто подняться на ноги. И не зареветь. Слезы это вообще отстой. Слезы это то, что никому показывать нельзя. Особенно охране. Если Витька узнает, или если доложат Беку или Гошану — все, пиши пропало. Никаких выходов, здесь на каждой трибуне по охраннику торчать будет. Или его все-таки отправят в Россию. Перспектива ни к черту.

Он даже переоделся. Умылся в туалете, а когда поднял взгляд на себя в зеркале — понял, что нифига отморозиться не получится. Губы припухли, и только законченный идиот скажет что это от того, что Юрка их тупо грыз. Глаза красные, физиономия бледная, ладони стесанные. И полный раздрай прям-таки написан на лице.

Он запал на главу якудза. Он тупо запал на главу якудза. И не просто запал, а хотел с ним переспать. Надо все-таки посмотреть правде в глаза и самому себе в этом признаться. Он хотел, чтобы это был Юри. И он хотел Юри. Ему нравится общаться с Юри. Ему нравится смотреть на Юри. Юри, Юри, давай, идиот, повтори это имя еще раз сто.

Машины японца на парковке уже не было. Ну естественно… он же сказал что не побеспокоит. Вот схуле все так?

Домой добирались в молчании. Юрка смотрел в окно и на попытки разговорить не реагировал. Иногда под настроение он почти лекции о фигурном катании читал. Рассказывал всякие приколы о чемпионах, о рекордах, и это всегда было интересно. Во всяком случае среди охраны даже негласное соревнование было: кто выиграл — тот сопровождает Юрку.

Сегодня он просто молчал, переваривая все происшедшее. И это было безрадостно. Потому что друзей у него нет. Ну, кроме Бека. Но тот не друг скорее, а… черт его знает что. Но Юри — он особенный. Был особенным.

«Додж» как всегда заложил круг перед домом, и Юрка, собрав манатки, выбрался из салона и поплелся в дом. Только б рыжая на глаза не попалась. Вот только б не! И Витька. Тоже не стоит. Начнет выспрашивать что случилось, а он говорить совершенно не готов.

Сейчас бы обнять Громозеку и завалиться на кровать. И не шевелиться. И чтоб никто не лез. И забить на все на свете. Вот только обычно вечером он звонил Юри. А что ему делать теперь?

Громозека его шаги услышал еще от начала лестницы, наверное, потому что ждал под дверью и урчал как маленький трактор. И стоило Юрке переступить порог, как пушистая тушка принялась тереться о его ноги.

— Ну что ты… хороший мой… тварюшка меховая… — Юра шипел, но гладил котенка по спине, пушистым бокам, позволял вылизывать свои ладони, а потом тупо сел на пол, сгреб его в охапку и обнял. Шершавый язык до боли продрал щеку. — Что мне делать, а? Что же мне делать, Громозека…

Дверь за спиной открылась и закрылась. Несколько секунд ничего не происходило, а потом что-то зашуршало и на плечи легла теплая, пропахшая Беком, кожаная куртка, в которую его завернули и подняли с пола вместе с котенком. Отнесли на кровать и опустили, обняв и прижав к себе. На голову опустилась теплая тяжелая рука, пальцы зарылись в волосы. И ни звука. Ни вопроса. Словно Бек давал ему возможность самому решить, что делать дальше.

Он думал, что будет молчать. Стоически и мужественно. Он же мужик в конце концов. Но это вот все, эта забота — они его доконали окончательно, и Юрка разразился сухими, нервными, сдавленными рыданиями, уткнувшись Беку в грудь. Громозека протестующе уперся лапами, раздраженно мяукнул и вывернулся из его рук, и Юрка только сильнее обнял Бека.

— Схуле все так, а?.. — всхлипывал он. — Блядь, Шекспир какой-то… все по пизде, черт… прости… херня творится какая-то…