Холли

С «Зумом» похожая история. В 2019 году он был просто ещё одним приложением, борющимся за свой кусок пирога с такими конкурентами, как «Фэйстайм» и «ГоуТу Митинг». Теперь, благодаря ковиду, «Зум» так же распространён, как культ Змеи Сета. Улучшилась не только технология. Увеличилась и социальная значимость. Похороны через «Зум», что наблюдала Холли, напоминали сцену из ТВ-драмы. Разумеется, основное внимание отводится тому, кто читает надгробное слово дорогому усопшему, но также в кадре появляются скорбящие, оставшиеся дома.

Впрочем, кроме Холли. Она заблокировала свою видеотрансляцию. Сейчас она стала краше, сильнее, чем раньше, но она по-прежнему глубокая затворница. Она понимает, что это нормально, когда люди горюют на похоронах, плачут и всхлипывают, но сама она не хочет, чтобы кто-то видел её такой, особенно партнёр по бизнесу или друзья. Холли не хочет, чтобы видели её покрасневшие глаза, спутанные волосы или трясущиеся руки, когда она зачитывает свою траурную речь, одновременно короткую и настолько честную, насколько это возможно. Больше всего ей не хочется, чтобы её видели, курящей сигарету — не сдержалась, через семнадцать месяцев после начала пандемии.

Теперь, в конце поминальной службы, на экране сменяются кадры, показывающие усопшего в разных позах и в разных местах, пока Фрэнк Синатра поёт «Спасибо за воспоминания». Холли не выдерживает и нажимает кнопку «ВЫЙТИ». Она делает ещё одну затяжку и когда тушит сигарету, звонит её мобильник.

Она не хочет ни с кем разговаривать, но это Барбара Робинсон, и Холли должна ответить на звонок.

— Ты отключилась, — говорит Барбара. — Нет даже чёрного экрана с твоим именем.

— Мне никогда не нравилась эта песня. К тому же всё уже закончилось.

— Но ты в порядке, да?

— Да. — Не совсем правда; Холли не понимает, в порядке она или нет.

— Но прямо сейчас мне нужно всё… — Как сказать Барбаре? Как Холли завершить разговор до того, как она сорвётся? — Мне нужно всё обдумать.

— Ясно, — отвечает Барбара. — Карантин или не карантин, я примчусь в мгновение ока, если захочешь.

Этот карантин — номинальный, а не настоящий, и они обе об этом знают. Их губернатор полон решимости защищать гражданские свободы независимо от того, скольким тысячам придётся заболеть или умереть ради поддержки этой идеи. Слава Богу, большинство людей всё равно принимают меры предосторожности.

— В этом нет необходимости.

— Ладно. Я знаю, это тяжело, Холс — тяжёлое время — но ты держись. Мы проходили и через худшее. — Возможно — почти наверняка, — если вспомнить Чета Ондовски, который в конце прошлого года совершил короткое и смертельное путешествие вниз по шахте лифта. — И скоро начнется ревакцинация. Сначала для людей с ослабленной иммунной системой и старше шестидесяти пяти, но я слышала в школе, что к осени она коснётся всех.

— Звучит ободряюще, — говорит Холли.

— И бонусом: Трамп ушёл.

«Оставляя позади страну, воюющую сама с собой», — думает Холли. Кто сказал, что он не объявится снова в 2024 году? Она вспоминает обещание Арни из «Терминатора»: «Я вернусь».

— Холс? Ты там?

— Да. Просто размышляю. — Она думает об ещё одной сигарете, как это обычно и бывает. Теперь, когда она снова начала, ей кажется, что невозможно накуриться.

— Ладно. Я люблю тебя и понимаю, что тебе нужно побыть одной, но если ты не перезвонишь сегодня вечером или завтра, я позвоню сама. Честно предупреждаю.

— Так точно, — говорит Холли и завершает разговор.

Она тянется за сигаретами, затем отталкивает их, опускает голову на скрещенные руки и начинает плакать. Она так много плакала в последнее время. Слёзы облегчения после победы Байдена на выборах. Слёзы ужаса и запоздалая реакция после того, как Чет Ондовски, монстр, притворяющийся человеком, отправился в шахту лифта. Она плакала во время и после захвата Капитолия — то были слёзы гнева. Сегодня — слёзы горя и утраты. Но также и слёзы облегчения. Звучит гадко, но она полагает, что это также по-человечески.

В марте 2020 года ковид охватил почти все дома престарелых в штате, где выросла Холли, и, похоже, никак не может их оставить. Для дяди Холли, Генри, это не стало проблемой, так как в то время он по-прежнему жил с матерью Холли в Мидоубрук Эстейт. Уже тогда дядя Генри терял рассудок, о чём Холли пребывала в блаженном неведении. Во время её редких визитов, казалось, с ним всё в порядке, и Шарлотта Гибни держала свои опасения по поводу брата строго при себе, следуя одному из величайших негласных правил своей жизни: если ты о чём-то не говоришь, если ты это не признаёшь, значит этого нет. Холли полагает, что именно поэтому её мать никогда не усаживала Холли рядом с собой и не проводила Беседу, когда дочери было тринадцать и у неё начала расти грудь.