Холодный ветер, строптивая вода

Я не могла даже представить себе, что опасность будет не в том, что его может как-то соблазнить прикосновение ко мне, а в том, что мое сердце вдруг замрет, когда король притронется ко мне без всякого намека на интим, а просто прикладывая лекарство к язвам. Я еле сдерживалась, чтобы окончательно не погрузиться в приятное проживание этого контакта. Это казалось мне чуть ли не изменой Мише, и я понять не могла, с чего вдруг испытываю такое удовольствие? Теплые пальцы Генриха растягивали язву с двух сторон, а другой рукой он втирал в нее кашицу из трав. Затем его ладонь перемещалась к следующей ранке вверх по голени, а у меня едва хватало выдержки, чтобы не показать, как это приятно. Возможно, именно язвы сделали кожу такой раздражающе чувствительной?

Но тут его ладонь коснулась нежной кожи на внутренней стороне бедра, и я тихо застонала.

– Потерпи, – попросил король. – Это последняя.

Я вцепилась в шкуру, зажмурилась сильно-сильно, но мне хотелось… Мне хотелось, чтобы он погладил меня выше, еще выше, чтобы прикоснулся не только рукой, но и губами…

Но тут король встал.

– Все, теперь уже все, Эллен. Ты часто дышишь, так больно было? Бедная…

Я промычала что-то неразборчивое в ответ. Король сел рядом, и я уткнулась лицом ему в плечо. Как же он приятно пах! Хотелось пропитаться его древесным ароматом, пустить в него корни…

Что за бред мне лезет в голову? Я попыталась вспомнить лицо Миши, но не получалось, и от этого стало страшно.

– Генрих, а от этой мерзости может быть жар?

– Я ни разу не видел. Но ты и впрямь вся горишь.

Он заботливо положил ладонь мне на лоб.

Я подняла лицо, чтобы ладонь прошлась по нему, прикоснулась к ней губами. Король резко отдернул руку.

– Генрих… мне плохо… У меня странные мысли. Мне страшно…

Он помог мне лечь, смочил в холодной воде платок и приложил мне ко лбу.

Я нежно гладила его руки, тянулась к нему в объятья.

– Эллен… Что с тобой?

В голосе Генриха слышалась тревога.

– Генрих…

Я посмотрела на него с мольбой, еще не понимая, о чем прошу. Но увидела желание в карих глазах короля, и все стало вдруг ясно и для меня: я желала его больше всего на свете. Генрих склонился надо мной. Я переплела свои пальцы с его…

Очнулась я резко. Словно что-то меня разбудило, но кругом было тихо. Мы лежали с королем в обнимку. Я была полураздета. Весь ужас происшедшего обрушился на меня так же внезапно, как я очнулась. Король спал, крепко держа меня в объятьях. Мое бедро было заброшено на его ногу. Я расплакалась, понимая, что странное действие отравляющей травы привело меня к бедствию: я потеряла девственность не с тем человеком, и теперь непонятно было, как смотреть Мише в глаза. Да и Генриху тоже.

Генрих, почувствовав, что я пошевелилась, сквозь сон крепче притянул меня к себе, но я оттолкнула его и разрыдалась громче.

– Что? Что случилось?

Он проснулся, отпустил меня и приподнялся на локте.

– Что я натворила! Генрих! Что я натворила! Это не я была, а эта проклятая трава! Это все ошибка, ошибка… Как же мне стыдно!

– О чем ты, Эллен?

Он потер рукой лоб.

– О том… что случилось… между нами… – всхлипывая, ответила я.

Король на миг прикрыл глаза и покачал головой, мимолетно улыбнувшись. Потом пригладил бороду и ответил:

– Ничего не было.

Я громко всхлипнула.

– Ничего не было, – повторил король. – Не скрою, ты старалась меня соблазнить, горела, как от лихорадки, вся искрутилась. Пришлось тебя подержать крепко несколько минут. Когда лекарство начало действовать, ты уснула.

– И… все? – с надеждой посмотрела я в карие глаза короля.

– И все, – честно ответил он.

– Почему ты не предупредил о таком действии?

Я поспешила привести себя в порядок насколько это было возможно.

– Эллен, я был ребенком, когда попал в заросли оранжевой осоки. У меня такого эффекта не было. Но было очевидно, что это не ты… Ты ни разу меня ни в чем не упрекнула, только тянулась за поцелуем и пыталась раздеть.

Тут он помрачнел и встал с постели.

– Схожу за лекарством, пока не началось опять.

Я прикрыла лицо рукой. Стыд какой! Потом прислушалась к коже: она горела и зудела, но язвы уже не нарывало. Когда Генрих вернулся, я безропотно позволила ему повторить процедуру, и в этот раз все прошло без странных ощущений и игры воображения. Мне повезло, что в мужья мне достался человек, которому я совсем не нужна и не интересна. В памяти всплыл момент, когда Генрих отшатнулся от меня. Другой бы на его месте непременно воспользовался представившейся возможностью.

– Спасибо, Генрих!.. – поймала я его за руку, когда он закончил.

– Не за что.

Он высвободился и поскорее встал, видимо испугавшись, что я опять на него наброшусь, как мартовская кошка. И тут дурацкая мысль пришла в голову: он девственник? Может ли быть, что его нежелание создавать семью превратилось в полное воздержание? Может, он меня все это время боялся больше, чем я его? От этой мысли стало смешно.