Холодный ветер, строптивая вода

Ночь прошла ужасно. Я не смогла даже подремать и чувствовала себя разбитой. Утром не было сил отчитать леди Сандру или выяснить про историю с платьем. Она тоже не поднимала эту тему, но всячески старалась показать мне свою заботу. Однако теперь ее старания казались фальшивыми и неискренними, поэтому я отослала ее под предлогом, что мне нужно работать.

Но даже глядя на документы и разбирая с Алессио возможные стратегии поведения с Виссарией, я не могла перестать думать о своем страшном выборе.

Когда наконец стало ясно, что мне ничего не понять сегодня в политических стратегиях, я отослала секретаря, сославшись на головную боль, и осталась одна.

Подойдя к книжному шкафу, я провела рукой по корешкам книг, как будто надеялась, что в них можно найти ответ на свою боль и муки выбора.

– Что же важнее? Любовь или жизнь? Ожидание или скорость? – прошептала я.

Ответа не было нигде. Иногда я начинала убеждать себя, что если не я ударю Генриха ножом в сердце, то не я и убийца. А потом думала, что не вынесу даже его растерянного, потухающего взгляда. Мне потом жить с этим всю жизнь. Буду ли я так счастлива, как хотела бы, имея на душе такую ношу?

Но готова ли я потерять Мишу? Остаться здесь надолго, может, навсегда? Имею ли право упустить такой шанс быстрого возвращения? Уже через несколько дней я смогу оказаться в любимом мире, с Катей и женихом, стать снова той, кем предпочитала быть.

Мне необходимо было с кем-то поговорить, но я не знала, с кем. Громкое мурлыканье за спиной заставило обернуться. Крылатый лев сидел за моей спиной, смешно откинув задние копытца в сторону. Поняв, что я его увидела, он радостно заколотил хвостом-змеей по полу. Даже стало слегка жалко змеюгу: она явно была не в восторге от этого.

– Крылолев, левозмей, ослоухий и рогатый. А еще крылатый…

Я перечислила все его характеристики, нерешительно приближаясь. Все-таки внешность этой твари очень пугала.

Но едва я коснулась его ушей, как он замурчал еще сильнее, чем окончательно меня покорил. Крепко обняв его за шею, я села рядом с ним на пол. Вот и есть кому все рассказать. Химера не могла ответить на вопрос, что же мне делать, но могла дать понимание и участие, которые были так необходимы. Она не судила, не осуждала, а просто была рядом.

Ко мне весь день пытались прорваться то Витторино, то Дик, то леди Сандра, но я выдержала паузу. Мне необходимо было принять решение. И сложнее, чем принять решение, было смириться со всеми его возможными последствиями. Если я решалась на убийство, то следовало принять возможные муки совести, риски, что нас с Диком раскроют и мы не сможем сбежать. Если же я отказывалась от убийства, то тут нужно было смириться с тем, что я, возможно, потеряю Мишу, что возвращение откладывается на неопределенный срок и вообще, может быть, никогда и не состоится. Если я вернусь в другой мир через год, моя фирма уже прекратит свое существование, а может, оставшиеся акционеры спасут ее, когда меня объявят без вести пропавшей, чтобы все решения могли принимать другие люди. Останется только Катюха. Но у нее тоже своя жизнь и свое дело. Смириться и принять все эти риски было очень сложно.

Ближе к вечеру я поняла, что больше сил нет сидеть взаперти, и вышла из своих покоев. Теперь я знала замок достаточно хорошо, и мне вспомнилось, что в соседнем крыле есть квадратная смотровая башня, на которую я давно хотела попасть. Там я смогу побыть одна, и вокруг будет свободное пространство и свежий воздух, которого так не хватало в комнатах.

На мое счастье, в замке было довольно тихо и спокойно. Привычная дневная суета схлынула, оставив после себя тишину и безмятежность. Я добралась до лестницы на башню, поднялась, вышла наружу и принялась рассматривать окрестности, подставляя лицо легкому вечернему ветру.

Солнце низко висело над горизонтом, сумерки постепенно опускались на изумрудные холмы и долины, на озеро и реку вдали. Даже флаги на стенах города, на замке и на шатрах палаточного городка шевелились как-то спокойно и медитативно.

Вдохнув и выдохнув сладкий вечерний воздух, я уже понимала, что знаю, какое решение приму. И от этого слезы навернулись на глаза, ведь, что бы я ни выбрала, теряла я всегда больше, чем находила. Именно поэтому выбор представлялся таким сложным: в принятии решения тоже были безысходность и отчаяние, а вовсе не облегчение.

Я плакала, подставляя лицо ветру. Он охлаждал горячие от слез щеки и скрадывал мое горе, высушивая их.

– Я не думал, что здесь кто-то есть.

Я резко обернулась. На площадке стоял Генрих в слегка развевающемся от ветерка плаще. Именно сейчас, когда решение было принято, его появление стало очень болезненным и неприятным.

– Здесь уже никого нет, – покачала я головой.

И хотела выскочить вон, но он остановил меня, крепко взяв за локоть. Потом развернул к себе.

– Вы плачете.

Я кивнула и опустила голову. Король все равно бесил меня равнодушным тоном и пустым взглядом. Почему в его голосе никогда не было сочувствия, теплоты? Когда он снова заговорил, я напряглась, готовая защищаться от нападок или критики.