Холодный ветер, строптивая вода

А сама испуганно сжалась: не проболталась ли я королю и о планируемом убийстве? Но потом подумала, что, если бы проговорилась, проснулась бы в темнице, а не в королевской спальне.

После ванны я приободрилась. Горло не болело, насморка не было, видно, я действительно сильно пропотела ночью, и лекарства королевского лекаря помогли. Он пришел вскоре после того, как я позавтракала, осмотрел меня, остался доволен и посоветовал отдыхать.

Сразу после визита лекаря я пошла в кабинет и принялась разбирать с Алессио корреспонденцию с Виссарией и Измиром за прошлый год, а также отчеты послов по приемам в королевских дворах.

Я как раз с головой погрузилась в описание характера виссарийского монарха, когда дверь кабинета открылась, и вошел король Генрих.

– Я разве не велел вам отдыхать, леди Эллен? – В голосе звенело недовольство.

Я так поразилась этому проявлению чувств, что не сразу ответила.

– Никто не может приказом заставить отдыхать, ваше величество. И потом, я всего лишь читаю…

– Мои приказы исполняются беспрекословно. Вы единственная, кто постоянно саботирует их!

Он так посмотрел на Алессио, что тот быстро собрал папки и вышел.

Генрих подошел, оперся кулаками о мой стол и навис надо мной.

– Требую полного подчинения.

Я с трудом сохраняла спокойствие, внутри уже разгоралось пламя гнева. Да кто он такой, чтобы мной командовать!

– Я его вам не обещаю. Речь идет о моем здоровье и о моем времени. Вы не имеете права мной распоряжаться.

Вместо ответа Генрих смел все бумаги с моего стола. Я испугалась, что сейчас король бросится меня бить, и рефлекторно прижалась к спинке кресла. Мы уставились друг на друга, как два упрямых барана. Я вонзила ногти в ладони, сжав сильно пальцы, чтобы не отвести взгляда первой.

Гнев в глазах короля вдруг погас. Генрих огромным усилием воли взял себя в руки и первым отвернулся.

– Ночью казалось, вы можете умереть. Я проклинал себя за то, что легкомысленно взял вас в полет, не укрыв как следует. А утром вы снова испытываете мое терпение как ни в чем не бывало. Эллен, почему вы так строптивы? Почему бросаете мне вызов?

Он впервые назвал меня просто по имени. Его голос звучал равнодушно, устало, но после его вспышки я понимала, что он лишь очень хорошо скрывает истинные чувства и мысли, а вовсе не холоден от природы.

– Я уже сотни раз должен был наказать вас, если следовать внушению епископа Гамаса, и по крайней мере два раза – публично, можете себе представить.

Генрих по-прежнему просто смотрел в окно и говорил словно вовсе не со мной. Я молчала.

– Вы ведь этого ждете от меня? Наказания?

Тут он повернулся.

И я вдруг вспомнила свой ночной кошмар так явственно, что даже содрогнулась. Да, похоже, что бессознательно именно этого я и прошу у короля: чтобы он наказал меня и доказал, что он такой же, как все.

Я упрямо молчала. Генрих подождал, но, заметив, что я не собираюсь отвечать, продолжил:

– Вы создали себе в голове образ монстра и хотите, чтобы я ему соответствовал. Вы шептали ночью, в бреду, обращаясь ко мне, как к вашему жениху, что любите, и в вашем голосе было столько нежности, страсти, столько доверия, что я вдруг увидел, какую роль вы играете здесь: чуть что – вы или пугаетесь, или показываете коготки. Вы постоянно настороженно следите за всеми, выжидая, что вас ранят. Почему вы не позволяете себе быть просто собой?

– Вы ничего во мне не понимаете. И рассуждаете глупо, – зло ответила я. – По крайней мере, я не скрываю своих чувств под маской равнодушия и холодности! Как вы вообще на себя в зеркало смотрите, Генрих? С таким же презрительным выражением, как на всех вокруг?

Король снова сжал руки в кулаки. В его глазах мелькнуло раздражение.

– По крайней мере, я не сбегаю в другой мир, чтобы решить свои проблемы, – ядовито заметил он.

– По крайней мере, я выражаю свои чувства, а не прячу их! – выпалила я, поднимаясь. – Вы в этом мире не слишком-то решаете свои проблемы! Вы одиноки, и никто вас не любит! Вы просто злитесь, потому что меня там ждут! Я сбегаю в другой мир, а вы просто прячетесь от самого себя! Не указывайте мне, как жить. Я не ваша собственность!

Он вдруг зарычал, схватил меня за плечи, вытащил из-за стола в центр кабинета. Удивительно, но при этом его лицо оставалось маской.

– Значит, я, по-вашему, обращаюсь с вами как с собственностью? Что ж, это было бы разумно с моей стороны, ведь вас мне продали против моей воли, навязали, как досадный довесок к армии Альбиона. Вы ничего не стоите для своего отца. Почему я должен ценить вас выше?

Я замахнулась и прежде, чем осознала, что делаю, залепила ему пощечину.

Генрих вдруг побледнел, схватил меня за запястья и швырнул на ковер, навалившись следом сверху.

– Что вы делаете?!

Я испуганно попыталась оттолкнуть его, но король крепко держал меня, подмяв под себя. Глаза его ожили, в них полыхала ярость. Я открыла рот, чтобы позвать на помощь, но он зажал его ладонью и прошипел: