Хосров и Ширин

Ферхад: «Скажу: рази, второе — недалеко».

Хосров: «Когда б другой Прекрасную сыскал?»

Ферхад: «Узнал бы меч, хоть был бы тверже скал».

Хосров: «Коль к ней дойти тебе не станет мочи?»

Ферхад: «Что ж! Издали луна ласкает очи».

Хосров: «Быть вдалеке не надо от луны».

Ферхад: «Больным нужна ограда от луны».

Хосров: «Коль «все отдай» она промолвит строго?»

Ферхад: «Я с воплями прошу об этом бога».

Хосров: «Коль вымолвит: «Где ж голова твоя?»

Ферхад: «…то сей заем вмиг с шеи сброшу я».

Хосров: «Любовь к Ширин исторгни ты из тела».

Ферхад: «О, чья б душа погаснуть захотела?»

Хосров: «Найди покой, не жди благого дня».

Ферхад: «Спокойствие запретно для меня».

Хосров: «Твоя стезя — явить свое терпенье».

Ферхад: «Горя, нельзя явить свое терпенье».

Хосров: «Стань терпелив, и в сердце будет свет»,

Ферхад: «Хотел бы я… да вот уж сердца нет».

Хосров: «Полно скорбей любви опасной дело».

Ферхад: «Чего милей любви всевластной дело?»

Хосров: «Ей сердце дал, хоть душу сбереги».

Ферхад: «Томлюсь. Душа и сердце — не враги».

Хосров: «Чего-нибудь страшишься в этой муке?»

Ферхад: «Лишь тягости мучительной разлуки».

Хосров: «Хотел бы ты наложницу? Ответь».

Ферхад: «Хотел бы я и жизни не иметь».

Хосров: «Зачем горишь в такой любви великой?»

Ферхад: «Осведомись у сладостного лика».

Хосров: «Ты принужден о Сладостной забыть».

Ферхад: «Но без души, нам сладостной, не жить!»

Хосров: «Она — моя, забудь, что в ней услада».

Ферхад: «Забвения не стало для Ферхада».

Хосров: «Коль встречусь с ней, что скажешь мне — врагу?»

Ферхад: «Небесный свод я вздохом подожгу».

Что вымолвить в ответ, не ведал ум Хосрова.

И увидал Хосров: его бессильно слово.

И вымолвил друзьям: «Меж земнородных нет,

Умеющих бросать так огненно ответ.

Я золотом речей его не оплетаю.

Его, как золото, на камне испытаю».

И, как железный меч, он обнажил язык,

Чтоб к глыбе каменной алмаз кирки приник:

«Мы ищем путь прямой, удобный для дороги.

Нам трудно обходить окрестных гор отроги.

Ты в каменной горе пророй просторный путь,

Ведь он послужит мне, об этом не забудь.

Никто бы не сумел за это взяться дело,

Лишь знание твое его бы одолело.

Ты честью Сладостной мне поклянись; другой

Не знаю клятвы я такой же дорогой.

Ты должен выполнить большую просьбу эту.

Ты должен выполнить простую просьбу эту».

И многомощный муж дает ему ответ:

«Я гору уберу, к тому преграды нет.

Давай условимся! Трудом займусь я старым,

Но обязательство я выполню не даром,

И сердце шахское мне клятву дать должно:

Пусть Сахар Сладостной с себя стряхнет оно».

Разгневался Хосров; едва лишь не простерла

Его рука булат, чтоб вражье ранить горло.

Но мыслит: «Не страшусь, хоть все ему суля.

Не взрыть ему горы — там скалы, не земля.

А хоть бы и земля, — и с ней не будет сладу!

А хоть бы взрыл ее, — куда снесет громаду?»

И быстро говорит: «Согласен я; когда

Забуду договор — да будет мне беда!

Яви в своем труде, стан подтянув потуже,

Всю силу, что живет в таком могучем муже».

И вымолвил Ферхад, не ведающий лжи;

«О справедливый шах; мне гору укажи!»

И подведен к горе, что Бисутуном ныне

Зовут, каменотес, терзавшийся в пустыне,

И явно, что Ферхад свой блеск не сохранит,

Что вся гора тверда, что вся гора — гранит.

Но с радостной душой, подбодренный Хосровом,

Шел разрыватель гор, горя порывом новым.

Взлетел он на гору, как бурный ветер яр,

И подпоясался, и первый дал удар.

И вот он с первым же руки своей движеньем

Стал покрывать скалу одним изображеньем:

Киркою стан Ширин он высек; так Мани

Свой украшал Эрженг, творя в былые дни.

И, лишнего киркой не совершая взмаха,

На царственном коне изобразил он шаха.

Так юная творить ему велела кровь.

Он был возвышенным, вела его — любовь.

Но с юным — злая весть должна коснуться слуха

Что сделала судьба — горбатая старуха!

Рассекание горы Ферхадом и жалобы его

Недолго высекал те образы Ферхад,

Был изваянием покрыт гранитый скат.

И рассекать скалу с утра до темной ночи

Он начал. Сладостной пред ним сияли очи.

Чтоб гору побороть, свою он поднял длань.

За гранью грозная откалывалась грань.

Ударит он киркой в расщелину гранита —

И башня тяжкая от стен его отбита.

Ударит — гору с гор руки низвергнет взмах,

Свержением громад людей ввергая в страх.

И яхонты сверлил алмазами ресниц он,

И гору умолял пред ним склониться ниц он:

«Гора! Хоть встала ты гранитною стеной,

Ты дружелюбней будь — рассыпься предо мной.

Ну, в честь мою лицо ты раздери немного!

Дай, чтоб кирке моей везде была дорога!

А нет — клянусь Ширин! — кроша тебя, круша,

Покуда будет жить во мне моя душа,

Тебя терзать начнет, клянусь, мое упрямство,

Поставлю душу я с тобой на ратоборство».

Ширин направляется к горе Бисутун, и конь ее падает

В один счастливый день тех благостных годин

Сидела меж подруг прекрасная Ширин.

И в дружеских речах, рожденных для услады,

Невзгод и радостей раскидывались клады.

Одна припомнила отраду прошлых дней,

И сердцем радостным все радовались с ней.

Другая, новых дней предсказывая сказку,

Грядущей радости придумала завязку.

Немало плавных слов, ласкающих сердца,

Подруги заплели — не видно и конца.

Но речь звенящая сцепляется не втуне: