Хозяйка Мельцер-хауса

Однако тут поднялась фройляйн Шмальцлер и объявила, что перерыв закончен и всем пора браться за работу. Брунненмайер тоже встала, взяла кофейник и сделала Ханне знак отнести чашки и тарелки в мойку. Августа с Эльзой продолжали сидеть, их снедало любопытство. Гумберт тоже остался на своем месте – его совершенно не устраивало, что Мария Йордан рассказывает вещи, которые не обязательно знать всем на кухне.

– Смотри-ка. И что за информаторы? Шпионы? – усмехнулась Августа.

– Что за чушь! Ядвига рассказала мне. Ее вызвали к фон Хагеманнам, ведь она работала в лазарете медсестрой.

– А-а, Ядвига. Знаю. Сплетница из сплетниц.

– Так ты хочешь знать или нет?

– Ну, говори уже!

Мария Йордан на мгновение притихла, чтобы убедиться, что все ее слушают. Затем продолжила, игнорируя предостерегающие взгляды Гумберта.

– Он изуродован, – прошептала она. – Чудовищное зрелище. Череп мертвеца. Получил пулю в лицо. Волосы сгорели, нос снесло, глаза…

– Ну хватит! – крикнула Августа, закрывая уши. – Ты врешь, Йордан. Ты это все придумала, гадина!

– Можешь не верить!

Мария Йордан скрестила руки на груди, радуясь тому впечатлению, которое произвела своим известием. Почти все испуганно уставились на нее, только Гумберт смотрел осуждающе. Значит, он давно это знал. Вдруг Августа – ну кто бы мог подумать – начала рыдать. Посмотрите-ка! Красавчик Клаус, оказывается, нравился ей больше, чем всем казалось.

– Думаю, вам пора вернуться к своим обязанностям директора приюта, фройляйн Йордан! – сердито проговорила Элеонора Шмальцлер и добавила резким тоном:

– Впрочем, я бы не хотела больше видеть вас здесь.

Гумберт с огромным удовлетворением наблюдал за тем, как вытянулось лицо Йордан и как еще больше заострился ее подбородок. Не говоря ни слова, она поднялась, схватила свою шляпу и нахлобучила ее на голову.

– Желаю счастливого выхода на пенсию, фройляйн Шмальцлер. Уже не много осталось, не так ли?

С этими словами она повернулась, чтобы уйти. Слышно было, как она с грохотом захлопнула за собой дверь.

Августа все еще стояла, вся в слезах, ища глазами Гумберта. Он хотел бы увернуться от этого взгляда, но не осмелился.

– Неужели это правда? – с мольбой в глазах прошептала она. – Он кивнул, но ничего не сказал. – О боже! – простонала Августа, всхлипывая. – Только бы он ничего не сделал с собой! Ведь он не первый…

Она вытерла лицо рукавом и бросилась прочь из кухни.

Гумберт провел рукой по волосам и тряхнул головой, как будто хотел избавиться от неприятной мысли.

– Ну именно сегодня надо было прийти этой сплетнице, – проворчал он. – Испортила мне настроение. А мне выступать сегодня вечером. Ты ведь придешь, Ханна? И ты тоже, Фанни? Я оставил специально для вас два билета!

– Конечно, придем, Гумберт. И переплюнем через плечо…

Ханна воспользовалась моментом. Она подбежала к кухонной плите, открыла заслонку и бросила письмо в огонь.

– Но только через левое плечо, Ханна. И плюнуть нужно трижды. Тьфу-тьфу-тьфу…

42

В это утро Мари чувствовала себя совершенно разбитой. «Ничего удивительного», – подумала она, стоя в ванной перед зеркалом и рассматривая темные круги под глазами. Полночи она участвовала в дискуссии, а потом до утра не сомкнула глаз. Она причесалась и припудрилась, но лицо не очень-то посвежело. И откуда взялись эти морщинки на лбу? И вокруг глаз. Неужели в двадцать четыре она уже постарела?

«Пожалуй, от долгого ожидания», – подумала она. Во всем виновато неотступное, изнуряющее чувство тревоги за Пауля. Ранение в плечо. Потом лихорадка. Жив ли он вообще? Или его уже давно… Нет, не может быть, она не хотела в это верить.

Она заколола волосы на затылке и снова придирчиво посмотрела на себя в зеркало. Да нет же, она все еще была симпатичной. Когда вернется Пауль, он не заметит в ней никаких изменений и будет таким же влюбленным и нежным, каким он был всегда. Если только он вернется…