Хозяйка «Волшебной флейты» (СИ)

– Сколько я вам должна? – спросила тихо, но доктор качнул головой:

– За всё уплочено. Прощайте.

Когда он ушёл неслышными шагами, я присела на край кровати и улыбнулась Городищеву:

– Ну вот, Платон Андреевич, пора выздоравливать.

Он поднял на меня взгляд – тёмные глаза смотрели цепко и пристально, как всегда – и ответил:

– Благодарю вас, Татьяна Ивановна, за всё, что вы сделали для меня. Торопитесь домой, уже поздно! Надеюсь, вы взяли экипаж?

«Платоша, я ваша навеки!»

– Напрасно вы надеетесь от меня избавиться! – фыркнула. – Я останусь бдить, чтобы вы случайно не прервали лечение и не отправились танцевать на крыше!

Горожу такую чепуху, что самой страшно… Но Городищев неожиданно улыбнулся – так ласково и благодарно, что я вся растаяла. И услышала:

– Вы ангел, Татьяна Ивановна, но понятия не имею, за что мне вас послала богиня.

– За все ваши прегрешения, – рассмеялась, чтобы не слишком умиляться. – Поспите немного, а когда проснётесь, я буду здесь, рядом.

Даже если меня погонят пинками, не уйду.

Глава 13. Влюбляюсь по уши

Когда мой ненаглядный полицейский забылся тревожным нездоровым сном, я решила, что рассиживаться – удел аристократок, а мне тут нужно прибраться и освежить комнату. У Городищева нашлись кое-какие тряпочки, явно служившие для уборки, а также бадья, из которой торчала кверху тормашками простая деревянная швабра. Веник нашёлся там же, и я, быстро смахнув пыль с буфета и стола, замела пол. По пути развесила вещи на стульях, поставила ровно пару штиблет и форменные сапоги. Стало интересно – а какой к ним прилагается мундир.

Его я нашла на плечиках за ширмой. Тёмно-голубой, обшитый золотистым галуном, курточка и панталоны, а сверху, на одном плече, короткая накидка с эполетами и золотыми шнурами, с круглыми пуговичками, густо усеявшими борта.

Господи, гусар? Мой полицейский – бывший гусар… С ума сойти! Ну да ладно, хоть не Ржевский. Хотя Ржевский в «Гусарской балладе» был хорош, весьма хорош! А ещё… Мелькнула мысль: ведь все гусары отлично ездят верхом!

Как бы мне хотелось увидеть Городищева на лошади…

За этими сладкими думами я потихоньку привела в порядок полы. За водой пришлось сбегать на улицу, где я встретила запыхавшегося и виноватого Порфирия. Он сообщил мне, что ни один доктор не пожелал выбраться из постельки, чтобы приехать к больному. Но я успокоила бравого кучера, что не сержусь на него. Ну не мог же он приволочь врача силой?! Потом велела ему ехать домой и отдыхать, а утром вернуться за мной часиков в восемь. Но Порфирий увидел бадью в моей руке и лично сбегал за водой в колодец неподалёку. Не успокоился, пока не отнёс её в комнату полицейского, а потом ещё и спросил, не нужно ли ему остаться на всякий случай.

С трудом избавившись от кучера, я вымыла пол. Давненько у меня не было просто тряпки на просто швабре! Теперь в супермаркетах продаются и длинные, и короткие, и круглые, и прямоугольные, с отжимом, с супер-отжимом… А я вынуждена возюкать по полу какой-то явно бывшей рубашкой…

Но вот и это закончено. Сложив швабру и бадью в углу, я вымыла руки остатками воды и присела к столу. Суп был ещё тёплым, я приподняла тарелку, которой он был накрыт, и понюхала. Поужинать с Черемсиновым не успела, поужинать с Городищевым не получится… Не могу же я объедать больного!

А тот зашевелился, открыл глаза, выдохнул и спросил:

– Кто здесь?

– Это я, – ответила радостно. – Как вы себя чувствуете?

– Лучше.

Он ухватился руками за кровать, подтянулся и сел, подтянув одеяло к груди. Полотенце сползло, но камни остались на месте, будто приклеенные. Я подняла брови:

– Это так… необычно!

– Вы говорите о цвете камней?

– Я говорю о камнях. Они держатся сами!

– Это как раз таки нормальное явление, – улыбнулся Городищев. – Болезнь ещё не отступила.

– Потом они сами отпадут?

Он улыбнулся ещё шире и спрятал взгляд. Надо же, насмехается! Вот ведь…

Фыркнув, я встала и спросила нарочито вежливо:

– Не желаете ли отужинать? Суп остывает.

– Я голоден, как волк, – признался полицейский. – Я мог бы съесть целого поросёнка… Если бы здесь был жареный поросёнок.

– К сожалению, поросёнка я не нашла в этом кошмарном трактире, зато есть суп.

Устроив поднос у него на коленях, я присела рядом, любуясь на голый торс с приклеенными камнями. Такие гладкие мышцы… Такая блестящая загорелая кожа… Я пропаду, погибну, если не потрогаю и не поглажу её…

– М-м-м, превосходный суп! Татьяна Ивановна, скажите мне, пожалуйста, будьте так любезны, как вас занесло в трактир, который держат преступники этого города? Вы же отдаёте себе отчёт в том, что это было очень опасно и неосторожно с вашей стороны?

Продолжай, Платоша, продолжай меня ругать! Я обожаю таких, как ты, интеллигентных властных мужчин! Я таю под твоим сердитым взглядом…

– Да-да, я понимаю. Но я познакомилась с главарём, которого зовут Дмитрий Полуянович…

– Митька? Митька Полуян? Он вам ручку целовал?

Городищев выглядел уже даже не сердитым, а озабоченным. Он проглотил ложку супа и сказал, хмурясь:

– Если Митька положил на вас глаз… Простите. То он не отступит. Теперь вы в опасности.