Последнему приходилось особенно несладко. На западе у него, бывшего одновременно польским королём и великим князем литовским, своевольничали польские магнаты, считавшие короля «первым среди равных» (с акцентом на последнем слове), в Восточном Поморье шла вялотекущая война с Тевтонским орденом за выход к Балтике, на юго-востоке Орда предпринимала последние попытки восстать из руин, на литовской территории православные князья посматривали в сторону Москвы, чуть что, угрожая «отъехать». В такой обстановке управление большой и сложной страной становилось подобно искусству дирижера, управляющего симфоническим оркестром. Надо сказать, что Казимир в целом справлялся успешно.
Уесть по-родственному
Как и положено, монарху досаждали родственники, чем более близкие – тем сильнее. Он платил им той же монетой, внимательно следя за тем, чтобы они не усилились сверх меры. Ярким примером такого «семейного противостояния» стали события начала 1480‑х гг.
Князь слуцкий Михаил Олелькович, сын киевского князя Александра Владимировича (Олелько по-польски – уменьшительное от Александр), приходился правнуком Ольгерду, двоюродным братом великому князю московскому Ивану III и двоюродным племянником самому Казимиру. С таким генеалогическим багажом он мог бы, как ему казалось, рассчитывать на нечто большее, чем Слуцкое княжество – крупное, влиятельное, но лишь одно из двух десятков. До поры до времени можно было надеяться, что оно – лишь этап на пути к Киеву, «отчине», доставшейся после смерти отца старшему брату Семёну. Однако тут его ждало разочарование: в 1470 г. его как православного отправили князем в Новгород на усиление «литовской партии». В строптивом городе-столице ещё одной «альтернативной Руси» прижиться ему не удалось: аккурат перед его приездом скончался инициатор его приглашения (князь в республиканско-олигархическом Новгороде был не наследственным правителем, а приглашаемым должностным лицом) архиепископ Иона, и «московская партия», подпитываемая из Москвы духовно и денежно, начала брать верх. Неудивительно, что, узнав о скоропостижной смерти брата, Михаил бросил Новгород и отправился в Киев. Вспоминать его добрым словом у новгородцев особых оснований не было: с него началось распространение в городе ереси «жидовствующих» (см. врез), а внезапный отъезд окончательно ослабил сторонников ориентации на Литву, и в решающей битве с московской ратью на р. Шелонь в июле 1471 г. они остались без квалифицированного военного руководителя.
Хитрый Казимир тем временем воспользовался отсутствием Михаила и вероломно изменил статус Слуцкого княжества, превратив его в воеводство, напрямую подчиняющееся Великому князю, и посадив там наместником шурина покойного князя Мартина Гаштольда. Это вызвало не только приступ бешенства у Михаила, но и недовольство киевлян, однако Казимиру удалось настоять на своём; как отмечает хорошо информированный польский хронист: «Но наконец киевляне, боясь силы короля, смирились». Внешне смирился и Олелькович, но всё запомнил; как показали дальнейшие события, на память он не жаловался.
Чего они хотели?.