Храм Фемиды. Знаменитые судебные процессы прошлого

Комиссия не пыталась сделать вид, что версии о подосланных Годуновым убийцах (той самой, с которой мы с лёгкой руки Карамзина и Пушкина знакомы лучше всего: «…И мальчики кровавые в глазах») не существует. Они прямо спрашивали мальчишек: «Да Осип, Василисин сын, Волохов, да Данило, Михайлов сын, Битяговского, в те поры за царевичем были ли?» – на что те отвечали: «Были за царевичем в те поры только они, четыре человеки жильцов <статус незнатного служилого человека. – А. К.>, да кормилица, да постельница, а Осипа Волохова и Данила Михайлова сына, Битяговского, в те поры за царевичем не было и за царевичем не хаживали». Алиби убитых было подтверждено и другими людьми, в том числе священнослужителями. Вскрылась и неуклюжая попытка Нагих сфальсифицировать доказательства: по их распоряжению один из приказчиков измазал куриной кровью несколько ножей и подбросил их к мёртвым телам.

Дмитрий царевич убиенный (Михаил Нестеров, 1899)

Не в меньшей (если не в большей) степени москвичей интересовали и другие подробности поведения царицыной родни. Дело в том, что помимо угличских беспорядков, которые можно было бы списать на аффект, семья последней жены Грозного попыталась поднять мятежи в Ярославле и Москве. Причём в последнем случае речами дело не ограничилось: в конце мая имели места пожары, сопровождаемые слухами о том, что столицу подожгли Годуновы, дабы отвлечь внимание от злодейского убийства царевича. Произведённые по горячим (во всех смыслах) следам облавы выявили некоторое количество поджигателей, причем все нити сошлись в банщике по имени Лёвка, который на допросе показал: «Прислал к ним Офонасей Нагой <дядя царицы, живший в Ярославле и сильно мутивший там воду после смерти внучатого племянника. – А. К

.> людей своих – Иванка Михайлова с товарищи, велел им накупать многих зажигальников, а зажигати им велел московский посад во многих местах… и по иным по многим городам Офонасей Нагой разослал людей своих, а велел им зажигальников накупать городы и посады зажигать».

Следствием установлено…

Тщательным образом расследовали обстоятельства смертельного ранения царевича – раны на горле. Многие свидетели с небольшими разночтениями показали, что у мальчика регулярно случались приступы эпилепсии. Незадолго до трагических событий ему в очередной раз стало плохо. Как утверждала Волохова, «разболелся царевич Дмитрей в середу, нынешнего 99 году <7099 г. от сотворения мира. – А. К.> майя в 12‑й день, падучею болезнью, и в пятницу де ему маленько стало полегче, и царица де его, Марья, взяла с собою к обедне и, от обедни пришедши, велела ему на дворе погулять; а на завтрее, в субботу, пришотчи от обедни, царица велела царевичу на двор итить гулять». Во время игры в «тычку» начался приступ, и мальчик нанёс себе рану то ли в корчах, то ли упав на торчащую в земле свайку – большой кованый гвоздь (первый вариант совсем маловероятен, т. к. в самом начале припадка человек теряет сознание и непроизвольно разжимает руки).

«В действительности, если не искать следов подтасовки фактов в «Угличском следственном деле» и не обелять тех, кто участвовал в расправах, погромах и грабежах вслед за известием о смерти царевича Дмитрия, картина событий выглядит ясной, а вина Нагих – доказанной».

Козляков В. Н. Лжедмитрий I

Картина происшествия в конечном итоге по версии московских следователей сложилась такая: несчастный случай, которым Нагие воспользовались для того, чтобы расквитаться с ненавистным им Битяговским, который «зажимал» выделяемые на их содержание средства, и попытаться свергнуть временщика Годунова. 2 июня в Кремле Освящённый собор – собрание высших церковных иерархов во главе с патриархом – заслушал отчёт и постановил, что «царевичю Дмитрею смерть учинилась Божьим судом», что Нагие совершили измену, а многие угличане на то повелись, и что «то дело земское, градское, в том ведает Бог да государь царь и великий князь Фёдор Иванович всея Русии, все в его царской руке и казнь, и опала, и милость, о том государю как Бог известит».

…судом постановлено

«Всевышний известил» государю отправить Марию в монастырь (там она приняла постриг под именем Марфы), Нагих-мужчин заточить в темницу, простых угличан частично казнить, а несколько сот отправить в места отдалённые, где их руками будет построен Пелымский острог. Часть сосланных направили в Тобольск; они добирались туда около года, волоча на себе колокол, возвестивший беду. Бронзового злодея по приговору суда в назидание людям сбросили с колокольни, били кнутом, отрубили ему ухо (крепление) и вырвали язык. Дело было закрыто – казалось, навсегда.