Сначала казалось, что издатель Вадим Назаров разрешил эту проблему, когда изобразил на моей обложке психопата, заблудившегося в трёх соснах. Увы, и это не соответствовало канонам! Критики ругали даже этого замечательного психопата.
Изучив тему по книжным лоткам, я пришёл к выводу, что они правы. На обложке настоящей современной фантастики принято изображать бабу с выпирающими отовсюду молочными железами (на заднем фоне – ебливый инопланетянин/дракон). Если фантастика «боевая», бабу заменяет мужик с лицом Брюса Уиллиса и фаллическим пестиком в руках / фаллическим кораблём за спиной (на заднем фоне – разозлённый, но всё ещё ебливый инопланетянин/дракон).
Третий вид обложки особо популярен в издательстве «АСТ»: это парень с печальным лицом гомика, с пустыми руками, но в какой-то удивительно раскоряченной позе («Псы Любви», «Спектр», «Везуха» и т.д.). Я, правда, так и не въехал, то ли это чисто технический трюк (человек на карачках легче помещается на обложке), то ли особый поджанр фантастики для сексуально-неопределившейся молодёжи.
Хотя нет, для самой продвинутой молодёжи есть другой, четвёртый тип обложки, самый модный штамп постмодерна: испоганенная «Фотожопом» картина известного художника. Обычно это Пелевин и прочие изысканные Петросяны от фантастики. Но я не попал даже в эту уважаемую обойму.
Что касается содержания моего албана, тут критиков в первую очень расстраивало обилие технических терминов, с которыми не справлялись газообразные мозги гуманитариев. Вообще-то все мои «варежки», «зипуны», «лапти», «аляски», «компфетки», весь этот сибирь-панковский сленг был выдуман с практической целью – хотелось назвать все эти штуки по-русски. Но даже это оказалось нарушением канонов русфантастики, где любой инопланетянин говорит на языке маасковских патэушников.
Следующую претензию я вообще не понял. Речь шла о каких-то «характерах». По словам критиков, «характеры» вышли плоскими. Тут можно было сказать, что значительная часть романа происходит в виртуальном мире, там прямо в лоб написано, что первых аватаров рисовал Малевич… Однако здесь критики и без меня успевали опровергнуть собственные наезды: вслед за жалобами на плоскоту характеров они со всей силы обрушивались на излишнюю выпуклость одного «характера», носившего фамилию Лукьяненко.
Но этот аватар был изготовлен по тому же принципу, что и остальные! В моём албане было нарисовано около полусотни портретов известных сетевых деятелей. Когда албан только начинался, большинство из них я ещё не видел в реальности. Портреты были чистыми слепками с виртуалов: Тёма Лебедев читал курсы урловодства, Паркер торговал вебелью, Вернер вызывал пробки на МКАДе с помощью сетевого робота «Мистер Смех», Носик радовался роспуску зеленоглазого ФАПСИ… А на личном сайте писателя Лукьяненко в то время самый популярный форум назывался «Лукьяненко и дети». Я никогда не видел форумов типа «Житинский и дети» или «Стругацкий и дети». И эта черта сетевого образа показалась мне самой забавной.
Однако фанаты мэтра обиделись не на шутку. Мне даже пришлось написать отдельную статью «Дети Стекольщика», где объяснялось, что я считаю Лукьяненко вовсе не педофилом, а наоборот: он сам остановился в развитии на уровне 13 лет, потому все его романы и построены по принципу «Маленький мальчик нашёл звездолёт…» Но это наблюдение расстроило фанатов ещё сильней.
И наконец, самая тяжёлая критика моего албана касалась самого странного литературного понятия, называемого «сужетом». Это специальный приём, который современные русские албаны заимствуют из голливудского кино и японских компьютерных игр (дешёвым русским заменителем которых и являются современные русские албаны). Устроен сужет чаще всего так: первые несколько страниц книги идёт таинственная затравка, потом герой получает задание квеста, а дальше как в рекламе: «Сел Иван Царевич на коня – и поскакал…».
Естественно, ни у кого в реальной жизни так не бывает. Но на то и сужет, чтобы сужать реальность до карманного суррогата. А мой сужет был недостаточно суженным. Не скакал мой Иван Царевич до полного гемора, хоть ты тресни. На чем в Интернете скакать-то? На коврике от мыши и педальном стуле?
Неправильный сужет, в свою очередь, приводил мою книжку к неправильной концовке. Я с удивлением узнал от критиков, что финал фантастического албана должен быть «понятным». Моя же концовка была необычной: главный герой, литератор, попал в мир, где вообще нет книг. Да, пожалуй, это слишком шизовая идея для русской фантастики. Должны же быть какие-то приличия! А вдруг это прочтут дети?!
# # #
И всё же я недолго страдал от критики. Привычный к аналитике мозг быстро засек смешной паттерн: книжка вызывает раздражение только у критиков-мужчин. Зато женщины воспринимают моего Франкенштейна на ура. Их не мучает ни обилие технических заморочек, ни ширина сужета. Как будто они вообще читают какую-то другую книжку!