Когда наконец зажёгся свет, Алек увидел, что это что-то вроде кладовой, только заваленной не запасами салфеток и бумажных стаканчиков, а брошенными игрушками, игровыми автоматами и механизмами. Вдоль дальней стены стояли давно не работавшие игровые автоматы, которые, насколько помнил Алек, были популярны лет десять назад. У боковой стены стояли сложенные столы, какие обычно ставят в кафетериях; прикреплённые к ним круглые сиденья делали их похожими на большие кости домино. Вдоль ближайшей к нему стены стояли ряды проволочных стеллажей со старыми или сломанными игрушками, которые, наверное, когда-то были призами. Сейчас же печальные, ничьи игрушки, заполнявшие полки, напоминали скорее не призы, а вещи, когда-то пропавшие под детскими кроватями.
Он опустился на одно из сидений столика из кафетерия, упавшего на пол.
Из носа до сих пор текло после истерики в коридоре, а подняв руку, чтобы вытереть лицо, он почувствовал, как щёку щекочет плюш, и осознал, что до сих пор держит в руках лиса.
Оторванная лапа висела лишь на нескольких ниточках. В остальном же игрушка была совершенно новой, как и обещали детям, желавшим схватить этот дурацкий купон.
– Тебя вообще не должно было даже
В его ушах по-прежнему звенели её слова:
Не может быть. Не может быть, чтобы сестра всё это время хотела именно этого – выиграть игрушку, которая не досталась ему, потому что хорошие дети получают призы, стоящие 10 000 билетиков, а с плохими детьми дружат только медведи.
Алек схватился за голову, надеясь избавиться от всех мыслей. Но воспоминания о сестре снова вернулись и носились внутри мозга, словно в устаревшей аркадной игре.
Картинки, которые она рисовала для него и просовывала под дверью в его комнату.
Глупые шутки, над которыми смеялась только она.
Последний кусочек тыквенного пирога, который она никогда не доедала на День благодарения, потому что знала, что он его очень любит.
Все эти моменты на прошлой неделе, когда он думал, что она пытается его перещеголять, поступить ещё хитрее, чем он сам. Когда он замечал, что она на него смотрит, но не мог понять, о чём она думает. Он считал, она что-то замышляет. Но что, если она просто смотрела? И ждала, пока он тоже посмотрит на неё?
Что, если она просто ждала, когда же он станет для неё старшим братом?
Алек с трудом мог мыслить связно.
Казалось просто невозможным, что он настолько неправильно всё понял: внимание, которым родители окружали её и жалели для него; звание паршивой овцы, которое он сам подарил себе, но был совершенно уверен, что его им наградила семья; дни, месяцы, годы сетований на то, что он в семье чужой. Что, если на самом деле они хотели, чтобы он был вместе с ними?
Он вспомнил, что Хейзел недавно сказала ему. Она была так расстроена, а он даже не понимал почему.
Она пыталась объяснить ему, заставить понять.
Алек уже себя не контролировал. Он сжал лиса-пирата, выпуская из него дух, которого никогда и не было, а потом изо всех сил швырнул в стеллажи, стоявшие рядом с ним. Целая коробка старых, нежеланных игрушек с грохотом и писком рассыпалась по полу вместе с новеньким Яррг-Фокси с оторванной лапой.
– Замечательно, – проговорил Алек. – Просто фантастика.
Мало того что он испортил вечеринку и обидел Хейзел, теперь у него ещё и будут проблемы из-за того, что он разгромил кладовую пиццерии «У Фредди Фазбера».
Он бросился к стеллажу и начал копаться в игрушках, бросая их обратно в коробку, из которой они выпали, попутно разыскивая лиса. После всего, что он уже сделал, ещё и потерять подаренную Хейзел игрушку – не вариант. Если, конечно, он ещё хочет хоть что-то исправить.
Но найти Яррг-Фокси оказалось куда сложнее, чем он думал. На полу валялись резиновые утки, пластиковые змеи, фетровые куклы-перчатки, но вот лиса с деревянной ногой и почти оторванной рукой нигде не было.
– Да что же такое, – раздражённо и устало протянул Алек.
Больше всего ему хотелось, чтобы этот ужасный день наконец закончился.
Алек настолько потерялся в море игрушек, что вообще забыл о стуке – том самом странном звуке, который услышал с другой стороны двери, прежде чем войти. Звук на какое-то время стих, но сейчас послышался снова – из дальней части комнаты, которую Алек не видел. Впрочем, теперь, когда он зашёл за стеллаж, стало ясно, что звук доносится откуда-то поблизости.