Печь заняла треть комнаты, поэтому ничего кроме тахты, раскладушки, комода и старого лампового телевизора сюда не влезло.
Зато просторной оказалась веранда. Нина поставила чайник на газовую плиту и пообещала зажарить хлеб.
Мой подбородок совсем зарос, я стрельнул у Жорика бритвенные принадлежности и устроился возле рукомойника. На лезвие станка поползла коррозия, но он все равно отлично ходил, так что волосы я сбрил подчистую.
Дождь давно прошел, но превратил почву в черное месиво. Я сменил кроссовки на шлепанцы и устроился на кресле с чашечкой сладкого чая.
После чаепития мы искупались в озере. Вода еще не успела толком нагреться, несмотря на жару.
По пути от озера до дома в шлепанцах скопился песок, отмывать ноги пришлось в том же рукомойнике, перед которым я брился. Настало время пивопития, я взял с комода пыльный том Чехова и лег на раскладушку. Жорик взвалил на себя обязанность по растопке давно иссохшей баньки. Заметить баню оказалось непросто: этот бревенчатый вагончик в углу участка совсем зарос осиной.
Пришла ночь, на поселок опустился волнистый туман. Остатки дров дотлевали в мангале. Нина уже окосела, Жорик прижал ее к себе и вполголоса насвистывал похабную песню.
Женщин до Нины у Жорика не было. Девственности они лишились вместе и с тех пор ни с кем, кроме друг друга, не спали. Как говорил сам Жорик: «я увидел Нину и сразу понял, что жить без нее не выйдет». Так оно и получалось.
Одна из немногих звезд медленно уплывала ввысь. Сигнальные огни самолета лениво мерцали в иссиня черном небе. Мне с детства полюбились ночные рейсы. Сонные пассажиры, невозмутимые бортпроводницы, громкие туалеты, контейнеры со странной едой, иллюминаторы.
Меня захлестнула пьяная мания: срочно улететь из Питера. Направление оставляло меня равнодушным, я был готов и в Афганистан, и в Венесуэлу. Мечты сорвались с языка, и вот, наша троица вереницей потащилась в дом чтобы купить билеты.
По пути Жорик встретился с торцом парника. Пришлось потратить время на обработку его лба перекисью водорода. Я открыл ноутбук Жорика, закрыл порновидео с оргией, и начал искать билеты.
Пока я тыкал по клавиатуре, Нина перевязывала голову Жорика марлевым бинтом.
Жорику хотелось побывать везде, что осложнило выбор маршрута. Нина настаивала на испанском побережье, а мне было по-прежнему все равно.
Спустя час мы наткнулись на распродажу от норвежских авиалиний. Вспомнился дом Папы, мягкий климат и океан. Никто из нас никогда не видел океана. Мы купили три билета до Тенерифе на ближайшую субботу.
Из сырых овощей мы приготовили жареное дерьмо. От баклажанов и перца остались только угли, грибы я и вовсе уронил в мангал.
Зато мы крепко попарились в бане. Жорик внезапно ожил и снова засвистел. Он сидел ко мне спиной, я видел, как по кривому позвоночнику стекал грязный пот.
Мы пробежались сто метров босиком до озера. С черного неба опять накрапывал дождь, из-за леса доносились глухие раскаты, вдалеке били молнии. Пока гроза не подобралась слишком близко, мы окунулись в прохладное озеро.
Под водой я не видел ничего, кроме пыльной мути и силуэтов мелких рыб. Однажды на даче мой друг, такой же пьяный, как я сейчас, навсегда нырнул в речку. К купанию под градусом я всегда относился с опаской. Лет так с двенадцать назад я перепил баночных коктейлей, после чего проспорил переплыть озеро. На середине озера меня вырвало, и я долго лежал звездой на водной глади, набираясь сил чтобы доплыть до берега.
Купание закончилось, мы побежали домой. Выпили сладкий, горячий чай и завалились спать. Не знаю, как у Жорика с Ниной, но мои ноги и задница были в озерном песке.
Колодичной воды в баке не оказалось, а дождь усилился, и я решил встать нагишом на траву чтобы смыть песчинки.
Пробуждение было тревожным, да еще и на пару минут первее будильника. Мое сердце побилось где-то под гортанью, и успоиолось.
Поперек тахты дремала Нина. Жажду не утолил залп колодичной воды, а значит, требовалась сигарета. От моих запасов осталась одну пустая пачка.
Тогда я начал поиски Жорика, но ни на веранде, ни на участке, ни в туалете его не было. Для купания нагишом было поздновато, а растянутые мокрые плавки до сих пор сохли во дворе, на черенке вбитой в землю лопаты.
Тогда я пошел в баню. В предбаннике, на полу, храпел обернутый мокрым одеялом Жорик. Он уткнулся носом в деревянный пол и фыркал, как конь. Его нос был острым, длинным и горбатым, будто бы этот горб – след от тяжелой травмы. Но никаких травм у Жорика отродясь не было.
Жорик срыгивал воздухом и походил на рулет. Его сальная башка едва выглядывала из-под одеяла с индийским орнаментом. Когда я отодвинул одеяло, мой нос пробил резкий запах пота. Рядом лежали три смятые аллюминиевые банки.
Во дворе трещали сверчки. Я съежился от изморози и на ощупь засеменил к дырке. На короткой тропе споткнулся о кирпичную клумбу и завалился в куст жасмина.