Целый год страдала злополучная Филомела. Что могла она сделать, как могла выйти из своего отчаянного положения? Сидя за высокими стенами, окруженная многолюдной стражей, она не могла и подумать о бегстве, не могла даже никому из людей подать о себе весть. Но горе делает ум изобретательным. Филомела, в уединении своем, изготовила белую ткань, пурпурными нитками выткала на ней несколько слов и открыла, таким образом, тайну преступления Терея.
Один из слуг, глубоко сострадавший несчастной судьбе Филомелы, передал ткань сестре ее. Когда Прокна узнала о страданиях сестры, она оцепенела от ужаса и горя: но не вымолвила ни слова, не проронила ни одной слезинки. С того времени она только о том и думала, как бы отомстить своему преступному мужу.
Наступил праздник Диониса. Фракиянки на этот праздник шумными толпами уходили ночью в горы. Вслед за другими, пошла и царица Прокна. Возложив на голову венок из листьев плюща, с тирсом в руке, шла она в толпе своих служанок, палимая, как внешне казалось, священным огнем бога, на самом же деле терзаемая нестерпимым горем. Достигнув уединенного помещения Филомелы, царица и ее спутницы с громкими кликами: «Эвое, эвое!» – вошли внутрь дома.
Прикрыв лицо сестры листьями плющевого венка, Прокна увлекла ее за собою. Когда они подошли к дому Терея, страдалица Филомела побледнела от ужаса и не решалась следовать за сестрой. Введя ее за собой почти силою, Прокна сняла с нее праздничный венок и крепко сжала ее в своих объятиях. Громко рыдала Филомела и проливала горючие слезы; сестра же ее, видя эти слезы, еще сильные воспылала злобой на мужа и воскликнула:
– Не помогут теперь слезы! Надо действовать оружием – я готова на все! Я спалю огнем дом Терея и самого его брошу в пламя, вырву ему язык и глаза, поражу его тысячами ножей… Не знаю, что совершу, но совершу я страшное дело.
В то время, как Прокна говорила такие речи, подошел к ней малютка – сын ее Итий. Дико взглянув на сына, она воскликнула: «Как похож он на отца своего!» и смолкла; в эту минуту зародилась в ней мысль о страшной мести преступному мужу. Младенец протянул к матери руки, обнял ее, стал ласкаться к ней и целовать ее. Ласки ребенка пробудили в сердце Прокны чувства материнской любви; стих на минуту гнев в ее груди, и на глазах показались слезы.
Но при взгляде на сестру снова вскипает она злобой, хватает сына и поспешно уносит его на руках. Младенец, предчувствуя гибель, рыдает и жалобно просить мать о пощаде; но Прокну не трогают его мольбы. Схватив нож и отвратив лицо, она умертвила дитя одним ударом. Затем обе сестры принялись рубить на куски еще трепещущее тело младенца, часть которого сварили в кипятке, а другую изжарили на вертеле.
Позвала Прокна мужа обедать и поставила перед ним страшные яства. Ничего не предчувствуя, Терей спокойно сел за трапезу и стал насыщаться предложенными ему кушаньями. Вставая из-за стола, он вдруг вспомнил про сына и спросил:
– Где же Итий?
– Он недалеко от тебя, – отвечала ему Прокна с злобной радостью.
Испуганный видом жены, Терей озирается кругом и громко зовет сына; в это время подбегает к нему покрытая кровью Филомела и показывает ему голову сына. Страшно вскрикнул Терей, опрокинул ногами стол и, издавая громкие вопли, стал бегать взад и вперед по комнате. Обнажив затем меч, он бросился потом на дочерей Пандиона и стал гоняться за ними. Но не догнать ему их: у обеих внезапно вырастают крылья, и одна несется в лес, а другая взлетает под кровлю – Прокна стала соловьем, Филомела же – ласточкой. В перьях той и другой до сих еще пор видны кровавые пятна, следы их преступления. Сам же Терей, преследовавший их, превратился в удода – он и до сего дня преследует и соловья, и ласточку.
9. Филемон и Бавкида
На холмах Фригии стоит старый дуб, а возле него липа. Оба дерева обнесены невысокой изгородью, и на ветвях их красуются венки, навешанные благочестивыми руками. Неподалеку от этих деревьев есть озеро. На месте этого озера было некогда селение; ныне же место это залито водой, и живут на нем только куропатки да нырки. Некогда прибыли сюда отец богов Зевс и сын его Гермес. Оба они приняли человеческий образ в намерении испытать гостеприимство местных жителей. Обошли они с тысячу домов, стучась во все двери и прося ce6е приюта, но всюду были отвергнуты. В одном только доме не затворилась перед пришельцами дверь. Дом тот был не велик, и кровля на нем была покрыта соломой и тростником. Но в этом убогом жилище обитала добрая, благочестивая чета: седой Филемон и тех же лет его супруга старушка Бавкида. Жили они в той хижине с давнего времени – с тех самых пор, как вступили в брак, когда оба были еще молоды. Не было у них служителей, и сами они прислуживали друг другу; из них двоих и состояло все их семейство.