Когда боги вступили в убогую хижину престарелой четы, их встретил сам хозяин и пригласил сесть. Хозяйка протянула над ними полог, а потом пошла к очагу, выгребла из-под пепла искру, развела огонь и поставила на него котел. В то время, как она занималась чисткой овощей, Филемон достал свиного мяса и, отрезав большой кусок, положил его в кипящую воду. Чтобы гости не соскучились в ожидании приготовляемого обеда, хозяин с хозяйкой старались, как могли, занять их разговором.
Затем принес старик воды и предложил гостям омыть ноги.
Бавкида стала собирать обед; поставила на стол олив и всяких других плодов и овощей, какие у нее только были, поставила сосуд с молоком, принесла яиц и вина и вынула, наконец, из котла сварившееся уже мясо. Стали гости трапезничать. Радушно прислуживают им старики и усердно потчуют их – только видят: гости едят и пьют, а яств и питья на столе не убывает; опустошаемые сосуды наполняются снова. Изумились они такому чуду и, смущенные и испуганные, простерли к божественным гостям руки, моля простить их за дурной прием, – нечем им было больше потчевать великих гостей. Был у них гусь, служивший стражем их убогого дома, и этого гуся хотели они принести в жертву божественным посетителям; но дряхлая Бавкида никак не могла изловить быстрокрылой птицы, – гусь перелетал с места на место и, казалось, хотел, наконец, искать защиты у самих богов. Боги воспретили убивать птицу и, обратясь к хозяевам дома, сказали:
«Мы – боги; готовим мы кару всем вашим безбожным соседям, вас же не коснется уготованная им гибель; оставьте только это жилище и ступайте на вершину горы».
Филемон с Бавкидой повиновались и, опираясь на посохи, медленно пошли в гору. Дойдя до вершины, оглянулись они назад и видят: все селение превратилось в озеро, уцелела одна только их хижина. Смотрят они и тужат об участи своих соседей, как вдруг видят новое чудо: убогая хижина их превращается в великолепный храм, солома на крыше становится золотом, ряд колонн поддерживает крышу; вместо прежней же низкой двери являются двери художественной дорогой работы; стены и пол покрываются мрамором. Слышат Филемон с Бавкидой дружественный голос Зевса:
– Скажи мне, праведный старец, и ты, достойная супруга его, чего хотите вы от богов?
Переговорив с женою, Филемон принес отцу богов и людей такое моление:
– Хотим мы быть вашими жрецами и хранителями вашего храма! И еще просим, дайте нам обоим умереть в один час, чтобы ни я не видал смерти жены, ни она моей.
Желания престарелой четы были исполнены. Старики были жрецами и хранителями того храма. Спустя много лет, оба они стояли перед входом в храм и вспоминали о том, как чудодейственно возник он по воле Зевса и божественного его сына; взглянули они друг на друга и видят – оба покрываются зеленой листвой, оба превращаются в деревья. Говорят они друг другу нежные речи, а тела их покрываются корой, и из коры растут густолиственные ветви. «Прощай!» сказали они друг другу в одно и то же время, и кора навсегда затянула уста их. Филемон превратился в дуб, а Бавкида стала липой.
10. Кипарис
На Карфайских лугах, на острове Keoc, пасся дивный, посвященный нимфам олень. Широковетвистые рога его блистали как золото, гибкая шея была увешана блестящими, драгоценными камнями, серебряный бубенчик на тонком ремне висел у него на рогах, в ушах красовались жемчужные серьги. Давно утратил тот олень свою природную дикость и робость: входил он в жилища людей и ласкать себя позволял даже незнакомой руке. Никто так не любил прекрасного и кроткого животного, как сын кеосского царя, прекрасный юноша Кипарис.
Водил он оленя на пастбище, где была сочная и свежая молодая трава, где были светлы и чисты воды источника; увивал он рога его яркими цветами, садился ему на спину и, точно всадник, разъезжал на нем по широкому лугу.
Однажды, в жаркий полуденный час, утомленный, улегся олень в лесной тени и, распростершись в высокой траве, упиваясь живительною прохладой. Тут и поразил его охотничий дротик, пущенный неосторожным Кипарисом. Отчаяние овладело юношей, когда увидел он, как любимый олень умирает от мучительной раны. И сам он пожелал умереть и молил Аполлона о смерти, как о милости. Аполлон же, друг прекрасного Кипариса, старался успокоить его, но напрасно.
Безутешно рыдает юноша и одной лишь милости просит у богов:
– Даруйте, – молит он их, чтобы во веки веков не прекращалась печаль моя!
И вот, истомленные скорбью и плачем, его конечности начинают зеленеть; кудри, обвивавшие белоснежное чело, твердеют и превращаются в кипарисовую хвою, и сам юноша превращается в высокое кипарисовое дерево.
Глубоко вздохнул Аполлон, видя превращение любимца, и, полный грусти, промолвил:
– Друг мой! Вечно буду я оплакивать тебя; вечно и ты будешь оплакивать чужое горе и скорбеть о людских печалях.
11. Гиацинт
Никого так не любил юноша бог Аполлон, как прекрасного юношу Гацинта, сына лаконского царя Амикла. Часто, покинув дельфийское жилище, приходил он в долину Эврота и забавлялся охотой и играми с юным своим любимцем.