Классические мифы Греции и Рима

Устыдился царь нового украшения и бережно прикрыл его пурпурной чалмой. Лишь от одного слуги своего, стригшего ему волосы и бороду, не мог царь скрыть своего украшения; но и ему строго запретил он разглашать тайну. Однако болтливый брадобрей не смог ее сохранить. Не осмеливаясь сообщить ее людям, удалился к соседней реке, выкопал в земле ямку и шепнул в нее: «У царя Мидаса ослиные уши», и бережно закопал эту ямку. Не много прошло времени, и на том месте, где погребена была тайна, разросся густой камыш, и при каждом дуновении ветра одна тростинка шептала другой: «У царя Мидаса ослиные уши».

Так и все люди узнали про царскую тайну.

15. Кеик и Алкиона

Юный трахинский царь, сын Фосфора, утренней звезды, по имени Кеик, устрашенный зловещими событиями и предзнаменованиями, хотел отправиться к оракулу Аполлона в Кларос, чтоб узнать, чего ждать ему в будущем. К такому дальнему оракулу решился отправиться Кеик потому, что горный путь из Трахины в Дельфы был заперт флегийским царем Форбасом. Но прежде, чем собрался царь в дорогу, сообщил он о своем намерении юной супруге своей Алкионе, дочери бога ветров Эола. Ужас объял Алкиону, когда услышала она о намерении мужа, побледнела как смерть и залилась горькими слезами. Когда же она несколько успокоилась от слез и рыданий, то так сказала супругу:

– Чем провинилась я пред тобой, мой ненаглядный, отчего отвращается от меня твое сердце? Где же та забота обо мне, которую сохранял ты прежде? Теперь уже можешь ты быть вдали от твоей Алкионы! Teбе приятно совершить далекое путешествие, – или издали я тебе милее! Хоть бы путь сухой предстоял тебе, – тогда скорбью, а не страхом томилась бы я. Теперь же море страшит меня и его мрачная пучина. Недавно видела я на берегу доски разбитого бурей корабля, а как часто на надгробных камнях приходилось мне читать имена несчастных, потонувших в море. Не рассчитывай на свое родство с Эолом, властвующим над ветрами; когда разбушуются бурные ветры и овладеют морем, нет им тогда преград, – и море и суша пред ними бессильны. Чем больше я знаю их, – а в доме отца моего, в девицах, я их часто видала, – тем больше боюсь их. Но если уж не тронется мольбою моей твое сердце, если твердо решился ты плыть, возьми и меня с собой. Разделим вместе, что рок пошлет нам; мне же ничего не пошлет он мучительнее страданий, которые испытываю я теперь.

Так говорила она, и тронули Кепка рыдания супруги. Но как решиться ему подвергнуть милую опасностям столь далекого плавания? Отменить задуманное Кеик не хочет, и вот старается он утешить взволнованную душу супруги, но все напрасно. Только тогда несколько успокоилась она, когда торжественно обещал ей супруг возвратиться прежде, чем дважды обновится луна.

Немедленно спущен был в море и снаряжен корабль. Содрогнулась при виде его Алкиона, точно предчувствовала тяжкое горе. Полная страха, обливаясь горючими слезами, удерживает она отплывающего супруга: не хочет она разлучаться с ним ни на мгновенье. Когда наконец освободился Кеик из ее обятий, – грустно промолвила Алкиона милому «прости», – и без чувств упала на землю.

Кеик хотел еще помедлить с отплытием, но дружно ударили уже юноши, спутники его, в весла, и быстро понесся корабль в открытое море. Устремила Алкиона омоченные слезами очи свои в ту сторону, куда направился ее милый, и видит: стоить он на корме корабельной и рукой посылает ей прощальные поцелуи; жаркими поцелуями отвечает и ему Алмона. Все дальше и дальше отплывает корабль, и нельзя уже различить лица Кеика; но все еще взором следить Алкиона за удаляющимся кораблем. Наконец скрылся из виду даже белый парус. В отчаянии возвращается Алкиона домой и, рыдая, бросается на свое ложе.

Блогодаря могучим гребцам, быстро очутился корабль в открытом море. Подул легкии ветерок, гребцы сложили несла и распустили парус. Ясно было небо; дул попутный ветерь, легко и весело бежал корабль по слегка взволнованному морю. Наступал вечер; пловцы достигли уже почти половины дороги, как с юга подул бурный ветер, и вспенилось мрачное море.

– Реи долой! Паруса плотнее привязывай к реям! – воскликнул кормчий, но за шумом волн и ревом бури никто не слыхал его приказаний, и каждый распоряжался по-своему: кто складывал весла, кто затыкал весельные отверстая, а кто срывал парус с мачты; иные поспешно выливали воду из корабля, иные хватались за реи. А буря становится страшней и страшней. Со всех сторон подымаются сильные ветры, неистово борются они друг с другом и вздымают гневное море.