Классические мифы Греции и Рима

Оробел сам кормчий и не знал уже, что делать, что приказывать, и что запрещать: в такой тяжкой беде потеряешь всякое искусство. Громко вопят пловцы, скрипят канаты. Со страшным шумом сталкиваются волны, грохочет грозное небо. Высоко подымаются пенистые волны, будто хотят достигнуть до неба и обрызгать мрачные облака. То опускаются они в глубь, до дна морского, и, унося оттуда злато-жёлтый песок, сами блистают золотом, то кажутся мрачнее вод подземного Стикса. И трахинский корабль то будто погружается в бездны Тартара, то, охваченный мощными волнами, подбрасывается ими к высокому небу. Часто от удара волн трещат бока корабля и так сильно, как медный таран или стенобитный камень громить разрушающуюся твердыню. Уже расшатываются клинья, показываются трещины и открывают путь роковым водам. Ливмя льет дождь из разреженных туч: будто хочет небо всей массой своей погрузиться в море, а море, громоздя волну на волну, силится достигнуть небесных высот. Обильным потоком льется вода с парусов, и в одну массу сливаются небесные воды с морскими.

Не видать звезд на небе, – буря еще более усилила ночную тьму. Лишь там и сям рассекают воздух блестящие молнии и ярким светом обливают прозрачные волны.

Вода проникла уже внутрь корабля. Как мужественный воин, не раз уже пытавшийся взобраться на стену осажденного города, воодушевленный, наконец, надеждой на победу и томимый жаждой славы, один из целых тысяч взбирается на стену, – так яростно устремляется на корабль девятый вал и до тех пор не перестает громить его, пока не уступит ему усталое судно. Водой наполнилась уже почти вся полость корабля. Задрожали от страха путешественники: подобный ужас царствует в осажденном городе, когда часть вражьего войска подкапывает извне стены, а другая уже ворвалась в город.

Никакое искусство не может теперь спасти несчастных; всякая новая волна грозит новой бедой. Упали духом пловцы: кто из них плачет, кто простирает к небу руки, произносить обеты и напрасно молит богов о спасении. Иные стоят в изумлении, как оцепенелые; иные завидуют тем, кого ждет спокойная смерть; иные думают о братьях и отце, о жене и детях, и всякий о том, что всего дороже ему на родине. Об одной Алкионе думает Кеик: лишь ее имя призывает он, и хоть к Алкионе одной он стремится, но все же рад, что она далеко. Хотел бы Кеик взглянуть на берега своей родины, да не знает, в какой стороне родина, – так бушует бурное море, так непроглядна беззвёздная ночь.

Ветром уже сломало мачту, сломило руль; высоко поднявшись, горделиво смотрит на свою добычу торжествующая волна и точно Афон иди Пинд, брошенный в открытое море, падает она и тяжестью своей погружает корабль в пучину. С ним погружается в воду часть экипажа и гибнет. Остальные, желая спастись, хватаются за обломки киля. Рукой, державшей скипетр, Кеик держится за последние рассеянные обломки корабля и напрасно взывает о помощи к отцу и к тестю; но чаще всего на устах у несчастного пловца имя Алкионы. Об ней думает он, ее призывает, к ней желает быть принесенным волною, когда постигнет его неминуемая гибель, ее руками хочет быть погребен. Алкиону призывает Кеик, пока позволяют ему напирающие на него волны, и даже поглощенный волнами шепчет он ее имя. Фосфор, отец Кеика, в ту ночь не показывался из мрака. Нельзя ему было сойти с высокого неба, и вот в густых облаках скрыл он лицо свое.

Дочь же Эола Алкиона, не зная о тяжкой беде, считала ночи и дни, остававшиеся до возвращения супруга. Она приготовила уже одежды, в которые должен был, по возвращении, нарядиться ее супруг. Всем небожителям воскуряла она фимиам, но чаще всего приступала к алтарям Геры, защитнице брака, и молилась о супруге своем, чтобы возвратился он здоровым, чтобы не разлюбил ее, не полюбил другую. Одно лишь это последнее желание Алкионы было исполнено. Но не потерпела Гера-богиня, чтобы возносились ей мольбы за умершего, и чтобы не простирала напрасно к алтарям ее руки царица, повелела она верной вестнице своей Ириде поспешить в жилище бога снов и повелеть ему послать Алкионе сновидение, которое бы открыло ей глаза на гибель супруга. Оделась Ирида в свою блестящую тысячецветную одежду и, блистая радугой, поспешила к жилищу Сна.

На крайнем западе, близь страны киммерийцев, в одной горе есть глубокий и пространный грот, жилище Сна. Никогда не проникает внутрь его солнечный луч; из земли подымаются там темные пары и наполняют пещеру полумраком.