Классические мифы Греции и Рима

– Царь Алкиной, неприлично тебе допускать, чтобы молящий о помощи странник сидел перед нами на пепле у очага. Пригласи его сесть на украшенном стуле, глашатаю вели налить в чаши вина, чтобы мы могли совершить возлияние покровителю странников Зевсу, а ключница пусть подаст ему вечернюю трапезу.

Тогда Алкиной взял за руку Одиссея, поднял его с пепла и посадил рядом с собой на украшенный стул, повелев своему любимому сыну, Лаодаму, уступить место пришельцу. Когда Одиссей насладился предложенной пищей и когда все совершили возлияние Зевсу, покровителю странников, Алкиной обратился к феакийцам, уже готовым разойтись по домам, и просил наутро снова собраться па пир в честь Одиссея.

– Если же, – говорил Алкиной к окружавшим, – кто из небожителей посетил нас под видом этого странника, то на уме у них, видно, есть не известный нам замысел, ибо боги хотя и часто являются нам, когда мы, принося им жертвы, призываем их, но всегда открыто, не изменяя вида.

Одиссей ответил:

– Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских! Будь спокоен и не опасайся ничего. Ни видом, ни станом я нс похож на блаженных богов, я такой же смертный, как и все остальные, только злосчастнейший из всех. Об одном вас молю: завтра, лишь только пробудится румяная заря, помогите мне возвратиться в отчизну, я претерпел уже много бедствий, но готов погибнуть, лишь бы снова увидать свой дом и семью».

Феакийцы обещали исполнить его желание и разошлись по домам; царь же с царицей остались в горнице. Арета, увидев на Одиссее мантию, которую ткала сама со своими прислужницами, обратилась к нему, говоря:

– Странник, скажи нам прежде всего, кто ты? Откуда? Из какой страны? И кто дал тебе эту одежду? Ты говорил, что буря тебя забросила к нам?

В ответ на это Одиссей рассказал царице о своем кораблекрушении, о пребывании у Калипсо, о своем последнем несчастном плавании и, наконец, о том, как дала ему одежду Навсикая.

– Дочь моя поступила хорошо, – сказал Алкиной, – но сделала бы еще лучше, если бы привела тебя в мой дом, – ибо ты к ней первой прибегнул за помощью.

Одиссей отвечал:

– Не делай упреков своей прекрасной дочери, она предложила мне следовать за собой, но я отказался, боясь твоего гнева. Ведь мы, смертные, легко предаемся ему.

– Странник, – возразил на это Алкиной, – хотя мое сердце не склонно к безрассудному гневу, но соблюдать приличия, никогда не мешает. Если бы боги даровали мне такое счастье и нашелся бы столько-нибудь сходный мыслями со мною, как ты, жених Нансикае, то дом и богатства я охотно отдал бы ему, если бы он согласился поселиться здесь как зять мой возлюбленный. Но против воли мы удерживать тебя не станем. Завтра же вечером устроим твой отъезд. Пока ты будешь предаваться сладкому сну, тебя отвезут на родину, как бы далека она ни была: ты сам увидишь, как быстры у нас корабли и как отважно и ловко владеют веслами мои молодые гребцы.

Весело отозвались, эти слова в сердце бедного скитальца, и он радостно поблагодарил за них Алкиноя. Затем Одиссей удалился и отведенный ему покой, где, по приказанию Ареты, ему было приготовлено мягкое ложе.

* * *

Наутро, восстав от сна. Алкиной пошел с Одиссеем на площадь, а Афина Паллада, между тем приняв образ царского глашатая, созывала туда же феакийских граждан. Вскоре все собрались и заняли места. С великим удивлением смотрели феакийцы на Одиссея, которого Паллада озарила красотою несказанной, возвеличила стан и придала вид цветущей юности, чтобы вернее расположить к нему сердца феакийских граждан. Тогда царь Алкиной, поднявшись с места, представил странника народу как почетного гостя, прося помочь ему вернуться в отечество, для чего снарядить новый корабль и отпустить с ним пятьдесят двух из самых отважных гребцов.

Затем, пригласив к себе на пир всех старейшин народа, царь повелел позвать также и певца Демодока, чтобы он своим божественным пением услаждал сердца пирующих.

Когда кончилось собрание, избранные гребцы отправились на пристань и снарядили лучший корабль; потом, приглашенные Алкиноем, вступили во дворец, чтобы принять участие в пиру. Там уже все было заполнено народом – и дворы, и притворы, и горницы. Двенадцать овец, восемь свиней и два жирных быка были убиты и приготовлены к пиру.

В это время глашатай ввел любимца муз, слепого певца Демодока, и посадил его посреди гостей на богато украшенном стуле, а над головой его повесил лиру. Затем придвинул к нему стол, предложил яства и наполнил чашу вином, чтобы он мог пить, когда пожелает. После того как все насладились сладким питьем и едою, раздалась песнь слепого певца, знаменитая песнь о борьбе Одиссея и Ахилла, Пелеева сына. Едва Одиссей услышал свое имя, как поспешно закрыл свою голову пурпурной мантией, чтобы феакийцы не заметили слез, струившихся у него из глаз. Когда же вдохновенный певец умолк, Одиссей, утерев слезы, снял с головы мантию и, наполнив кубок вином, совершил возлияние бессмертным богам; но как только певец, уступая просьбам благородных феакийцев, вторично запел, Одиссей снова закрыл мантией свою голову.