Клятва. История сестер, выживших в Освенциме

Мы складываем лопаты в подсобку и шагаем в лагерь. Мы вернулись первыми. Обычно это очень хорошо, но сегодня раннее возвращение – пытка. Одна за другой проходят в лагерь команды, и в каждой трупы или раненые, и все они похожи на Данку. Мое зрение играет со мной злую шутку, а вслед за ним и мой рассудок. В одной команде ее тело лежит между двумя девушками, она вся в синяках и побоях; в другой – ее тело немощно висит, тяжело опершись на плечо чужой женщины. Может, совсем ослабела от голода? Или я схожу с ума от страха? Моя сестра наверняка умерла уже сто раз. И вдруг я вижу ее! Она избита, но жива! Я не могу подбежать к ней, не могу обнять, я вообще не могу сдвинуться с места, пока нас не пересчитают, но я ее вижу, и она… жива. Поверка завершена, и мы тянемся друг к дружке сквозь толчею суетящихся девушек, спешащих в свои блоки.

Я горячо прижимаю ее к себе и никак не могу отпустить.

– Что стряслось?

– Я не могла найти платок.

– У Эрны же был платок для тебя.

– Я не нашла.

– Я дала ей четыре!

– Она мне дала платок.

Тут я ору на Эрну:

– Что тебе сделала Данка? Зачем ты с ней так поступила?

– Я вчера отдала Данке ее платок. И у меня в кармане осталось только три!

– Эрна, слушай, это не шутки. – Я хватаю ее за воротник и трясу, пытаясь привести ее в чувство. – Данку сегодня чуть не забили до смерти!

– Я не виновата, – плачет она.

– Рена, она ни при чем! – Данка пытается отвести меня в сторону.

Весь мой гнев выплескивается наружу, и я не слышу ни единого слова из уст сестры. Эрна нас предала.

– Зачем мне твои оправдания? Я заплатила своим хлебом, чтобы моя сестра могла работать в безопасном месте, которое не вымотает ее до смерти, а ты фактически убиваешь ее своей безответственностью. – Я изо всех сил стараюсь говорить спокойнее. – Эрна, это серьезный вопрос. Это не школа и не Крыница. Мы можем умереть! – Я показываю на вышку и сипло шепчу: – Видишь это? Одно их слово – и мы трупы. Тут не дают второго шанса. Тут надо пользоваться головой.

– Рена, прости.

– Эрна ни в чем не виновата. – Данка вынимает из кармана платок и протягивает его мне. – Я не нашла его сразу, а потом было уже поздно.

Я слишком перенервничала, чтобы понять Данкины слова, но я не могу ее винить, ведь она моя младшая сестра.

Я вручаю Данкин платок Эрне.

– Завтра она будет вместе с тобой в швейной. И ты за этим проследишь. Ясно?

– Да, Рена. Обещаю.

– Тут за ошибки платят смертью.

– Знаю.

Данка тенью следует за мной в блок. Той ночью я почти не сплю. Господи, спаси и сохрани Данку! Присмотри за ней, когда я не смогу.

На следующий день Данку отправляют в швейную. Теперь я шагаю за Эммой в одиночестве. Я жутко скучаю по сестре, зато вечером, ожидая ее на поверке, могу немного расслабиться, поскольку знаю, что ее никто не бил. Что она не мертва. Но швейная история быстро кончается: поскольку работа там легче, весь лагерь начинает организовывать себе белые платки, чтобы туда попасть. Мы, узницы, смекалистее, чем они. Поэтому они сводят число работниц к минимуму, и Данка – одна из первых, кто теряет работу. Но на этот раз я начеку – держа ее за руку, я слежу, чтобы она попала в Эммину бригаду. Весь следующий день на поле я ни на секунду не выпускаю ее из виду, иначе мои нервы этого не вынесут.

Эрне удается устроиться вместе с Фелой в «Канаду».

– Это очень хорошая работа, – рассказывает она мне однажды вечером в туалете. – Очень легкая. Мы ничего не делаем, только складываем одежду, а когда эсэсовцы не смотрят, проходимся по карманам, и какой только еды там нет! Сегодня мы ели весь день. Там были апельсины, печенье, я даже нашла плитку шоколада! Но главное – мы под крышей.

– Под крышей? – Шоколад – это где-то за гранью моего воображения, а вот крыша вполне осязаема. Наконец-то есть бригада, которая может укрыть нас от стихии. Я знаю, это единственный способ выжить; не считая эсэсовцев, работа в полях – наш злейший враг, а ведь близится зима.

– Я организовала два красных платка – для тебя и Данки. – Внимательно оглядевшись, Эрна берет мои ладони в свои. – Завтра шагайте с нами. Там только 25 мест, так что приходите пораньше.

Я сердечно жму ей руку и беру платки, пока никто не видит и не слышит. Я знаю, что это ответное одолжение и что она все еще чувствует вину за то недоразумение со швейной бригадой и за то, что Данку избили. Я возвращаюсь в наш блок с чувством удовлетворения. Завтра мы работаем под крышей.

* * *

Четыре утра.

– Raus! Raus!

Мы маршируем в «Канаду». Там просто горы и горы одежды; я не видела столько нарядов со времен магазина дяди Якоба. Посреди помещения длинный стол, на нем мы складываем каждую вещь, затем сворачиваем в тюки и перевязываем веревкой.

– Куда идет эта одежда? – шепотом спрашиваю я у Эрны.

– В Германию, – отвечает она.

– Ты чем занимаешься? – орет эсэсовец.

– Ничем, – всхлипывает девушка у другого конца стола. Хлыст поднимается в воздух и звонко опускается на ее руки.