Клинки у трона

Наш полковник оказался вовсе не дураком, и хоть он мне не нравился, но я вынужден был признать, что дело своё он знает. Едва закончив формировать полк, он сразу приступил к ликвидации нехватки сплочённости и этим же днём приказал свернуть лагерь. Отъехав от города километров на пятнадцать и найдя подходящее поле, он устроил настоящие учения. Атака клином, перестройка рядов на ходу, отход с прикрытием от превосходящих сил противника, отступление, переход от отступления к атаке, тренировка на чёткость выполнения команд. И всё это многократно повторялось, пока не достигался автоматизм в действии. Над полем летали клочья соломы, из которой на скорую руку были изготовлены чучела, изображавшие вражеских солдат, в которых полк на всём скаку вонзал свои копья. Крики, команды, конское ржанье, бренчанье доспехов, звук сигнальных труб — всё сливалось в один гул, но в котором тем не менее люди разбирали то, что надо.

Едва увидев атаку клином, я понял, что здесь мне не место. Здесь необходима сила — держать тяжёлое копьё, а потом, при подходе к цели, требовалось привстать в стременах и нанести мощный удар. Теперь понятно, почему Герхардт злился при виде меня или Артера. Просто в этой лаве мы лишние. Правда, полковник не был бы бывалым солдатом, если бы не нашёл применение и нам. Он приказал нам передать отряды своим помощникам, а самим быть при нём, чтобы передавать, если понадобится, приказы. То есть использовал нас в качестве вестовых. Здесь же находились и Свольд с Роном. Артер было возмутился, но, увидев атаку тяжёлой конницы, всё понял и замолчал. Но если он думал, что нам предстоит отдых, то он ошибался. Герхардт гонял нас из одного конца полка в другой. Едва доставлено одно его распоряжение, как тут же следовало новое. Причём пробираться приходилось иногда даже навстречу атакующему отряду, а для этого требовалось не только умение скакать верхом, но и изрядная доля мужества. Сначала мне с трудом удавалось заставить себя ехать навстречу склонённым копьям, но я быстро сообразил, что сами солдаты помогают нам, чуть раздвигая ряды.

И так продолжалось несколько дней. Утром мы направлялись всё к тому же изрытому копытами полю, вечером, измученные учениями, возвращались в лагерь. Все латники в буквальном смысле приползали к Амстеру. Но зато теперь действия полка стали более слаженными. Все тактические приёмы доведены до автоматизма, требовалась всего одна команда, чтобы полк перешёл от атаки к обороне и обратно. В общем, сейчас мы делали то, что в других армиях делается в мирное время, но благодаря этому я стал узнавать скрытые пружины, которые управляют таким сложным организмом, как полк. Меня всё ещё поражали некоторые моменты в тевтонской армии, но я уже не считал её «сборищем воинственных баронов со своими бандами», как думали многие за пределами Тевтонии. Я понял, что здесь всё гораздо сложнее, и не «сборище», а действительно армия, подчиняющаяся воле командира. Теперь я уже не сомневался, что сам полковник будет с таким же усердием выполнять команды вышестоящего начальника, как сейчас все эти свободные бароны, которые раньше и не взглянули бы на Герхардта из-за своего более высокого положения, чётко и быстро выполняли все его приказы.

В полку имелись даже специальные службы, а не только солдаты, вопреки общераспространённому мнению. Тут и несколько магов-врачей с помощниками и санитарами, пять кузнецов с походными кузницами и с тремя подмастерьями каждый. Кроме того, из людей низкого происхождения формировался специальный отряд лёгких конников в сотню человек для разведки. В полку были и несколько плотников с приданными им помощниками для того, чтобы наводить мосты, если возникнет необходимость переправиться через реку или овраг. А в случае осады именно они делают осадные машины. Причём все эти службы были обеспечены лошадьми как для самих людей, так и для их инструментов и оборудования, поэтому могли двигаться вместе с полком, не отставая.

Наблюдая за учебными боями, я познавал тактические приёмы на практике, наблюдая их воочию, а не по рассказам Деррона.

В один из дней неожиданно пошёл снег, впервые на моей памяти в этом мире (и это в конце декабря), что вовсе не послужило поводом для отмены тренировки. Когда мы, шатаясь от усталости, возвращались в лагерь, нас встретил посыльный из Амстера. На него никто не обратил внимания, но тут меня срочно вызвали к полковнику. Я дал шпоры коню и вырвался вперёд отряда, где ехал Герхардт. Заметив меня, Герхардт тоже пришпорил коня и оторвался от полка. Когда я догнал его, то мы оказались одни.

— Сейчас я получил послание, где тебя просят прибыть к Мервину.

— Почему вы? — изумился я. — Послание ведь мне.

— Похоже, Мервин даже не знал, что ты в моём отряде. Посыльный просто подъехал ко мне и спросил, не здесь ли находится Энинг Сокол. К счастью, его никто не слышал. Я сказал, что ты здесь, тогда он передал для тебя эту просьбу.

— Понятно. Что там у них случилось? Ладно. Сейчас сообщу Готлибу и поеду. Ох, чувствую, не спать мне сегодня.

Я сообщил Готлибу об этой просьбе-приказе.