Клио и Огюст. Очерки исторической социологии

Другая категория младших дружинников, детские – это совсем не обязательно юные безусые воины. Емкую характеристику им дал И. Я. Фроянов: «Если отрокам приходилось выступать в роли заурядных домашних слуг князя, то детские, насколько явствует из источников, службы по княжескому дому не несли. Больше того, некоторые детские сами даже имели собственные дома, чего не скажешь об отроках. О наличии домов у детских говорит владимирский летописец, повествуя о волнениях, последовавших за убийством Андрея Боголюбского: “И много зла сотворися в волости его, посадник его и тиунов его домы пограбиша, а самих и избиша, детские и мечники избиша, а домы их пограбиша”. Сближаясь в области военной, детские и отроки заметно расходились в сфере общественной деятельности. Дальше элементарного участия в суде с вытекающим отсюда правом сбора судебных пошлин отроки не пошли. Детские же порой занимали высшие правительственные должности, получая “посадничества”. Старый наш знакомый владимирский летописец рассказывает: “Седящема Ростислаивичема в княженьи земля Ростовскыя и раздаяла бяста по городам посадничество Русьскым дедьцким”. Столь широкие общественные возможности детских выдают в них людей свободных. Быть может, значительную их часть составляли дети знати, в частности боярства, хотя это, конечно, только догадка»[72].

Если схематически представить структуру древнерусской дружины, то она будет выглядеть следующим образом.

князь

бояре

детские

отроки

Каким образом формировалось сообщество «мужей крови», способных малым числом биться против многократно превосходящего по численности врага? Вопрос этот в науке до сих пор является предметом жарких споров.

Следует отметить, что на Руси, точно так же как в Западной Европе, аристократия не могла похвастаться особенно длинными родословными. По выражению знаменитого французского историка М. Блока, «истории господствующих семейств в первый период феодализма если и поражают чем-то, то только краткостью своих генеалогий». Ни потомков римских патрициев, ни германских вождей среди европейских феодалов нет. «О каком бы семействе ни зашла речь, 800 год кажется непреодолимой преградой, за ним простирается тьма». Тот же барьер отсекает и древнюю историю русских фамилий. Самым старинным родом, несомненно, являются Рюриковичи, сведения о которых начинаются, как известно, с 862 г.

Среди княжеского окружения генеалогические ряды короче. Ничего не известно ни о потомках племенных князей и старейшин, ни о потомках пришедших с Рюриком скандинавов. И если исчезновение первых может быть объяснено их поголовным истреблением в ходе распространения власти варяжской династии (примером тому может служить судьба древлянского князя Мала), то молчание источников о боярских и дружинных родословных, скорее всего, имеет причиной их не особенно аристократическое происхождение. Вероятно, бо́льшая часть их происходила (как и в Западной Европе) от простых дружинников, а те, в свою очередь, из свободных общинников, высокое положение которых было не наследственным, а лично заработанным, выслуженным, добытым благодаря счастливому случаю и собственному мужеству. Социальная мобильность в обществе с неустоявшейся социальной структурой была высока. Стратификация еще не сложилась. Верхние и нижние слои постоянно перемешивались. Потомок рядового дружинника мог стать боярином, а потомок древних славянских старейшин, попав в плен, мог дать начало рабскому роду, потомков которого очень быстро заставляли забыть о великом прошлом. Помнить о предках было не всегда выгодно: генеалогические счеты забывались либо намеренно замалчивались. С тем бо́льшим пиететом относился человек раннего средневековья к тем, кто такие счеты мог представить без зазрения. Но если и не мог – беда была небольшая. Можно ли представить себе какого-нибудь изнеженного потомка знати в суровой обстановке Святославовых походов? Поэтому на начальном этапе в дружину верстали исключительно по личным качествам: воинскому умению, силе и мужеству.