Клюква со вкусом смерти

– С него самого. Снаружи… На самой крышке есть отпечатки, но немного стёртые, будто по ним потом прошлись тканью, не до конца стерев, возможно, просто брались за неё перчатками. Внутри… Стояла там квадратная вещица, предположительно, коробка. Судя по следам пыли, было что-то ещё, бесформенное.

– Мешок мог быть?

– Вполне. И, судя по тем же следам, исчезло это совсем недавно, даже о-очень недавно, пару дней назад.

– Пару дней? – Дубовик всем телом повернулся к Герасюку. – Так-так… Ладно… Что ещё скажешь?

– Две могилы старые, но кресты на них лет пяти-шести, не более.

– Что это, по-твоему, значит?

– Или заменили ими старые, или впервые поставили, не знаю. А вот третья могила осенняя, земля ещё не осела, а судя по старой траве, так это октябрь месяц. И похоронен в ней, похоже, последний из обитателей острова. – Герасюк помолчал, потом осторожно произнес: – Знаешь, Андрей, я предлагаю эту могилу ковырнуть сейчас, пока мы здесь одни. Тебе ведь надо знать: убит ли этот человек, или умер своей смертью, ведь так? – он вопросительно посмотрел на Дубовика.

– Вот за это люблю тебя, – сказал тот просто, – ничего объяснять не надо. Ну, о масках не спрашиваю, и так всё ясно. Одна ломалась – делали другую, а обломки складывали – всё-таки запас воска. Относительно могилы абсолютно с тобой согласен, видно, что здесь больше никто не живет, а скит некто использовал в своих целях, для хранения… неких ценностей? – подполковник задумчиво грыз соломинку.

– На эксгумацию документик оформишь? – прервал его размышления Герасюк.

– Печатная машинка в городе осталась, и прокурорская печать там же, – не выходя из своей задумчивости, произнес Дубовик.

– А-а, ну, ладно, мы люди понятливые, так сковырнем могилки – не подкопаешься, – кивнул эксперт. – И обратно закидаем!

– Андрей Ефимович, а что тебе сказал Гаврилов, если это не служебная тайна? – спросил Поленников, ставя на огонь котелок с водой.

– Интересное рассказал. По его словам, здесь, на этом острове жил человек, по виду настоящее чудище, только очень добрый, как в сказке об аленьком цветочке. От всех прячет своё лицо и при этом делает добрые дела.

– Ну, Андрей Ефимович, я думал, что ты сухой прагматик. А ты, оказывается, романтик – сказки знаешь.

Дубовик невесело улыбнулся:

– Воспоминания детства, – он тяжело вздохнул.

– Значит, этот человек никак не мог убить Гребкову, – констатировал Поленников. – Да и остальных тоже.

– Да это было ясно, практически, сразу, – отозвался подполковник. – Уродливый с рождения мальчик живет с сумасшедшей матерью и добрым стариком-отшельником на болотах. Жизнь – не сахар, но, как мне представляется, душой он не зачерствел, старик его научил жизни. Но было самое страшное «но»!.. Из-за уродства его боялись люди. Тогда старик придумал ему маску, самую простейшую – восковую, с прорезями для носа, глаз и рта, чтобы парень мог хоть как-то появляться в лесу. Но и это его не спасло. Ну, вы видите сами, – он поднял с мешковины кусок воска с большой щелью, – маски эти были далеки от совершенства, красотой не блистали, скорее, наоборот… Но что делать, приходилось довольствоваться тем, что есть… А вот потом!.. Что-то произошло… Появился возле него некий человек… И ему нужен был этот островок, и уродец пришёлся кстати. Дальше… Тут мои размышления пока заходят в тупик, вернее, ни чем не подкрепляются. Будем ждать Ерохина.

– Андрей Ефимович, – задумчиво произнес Кобяков, – а я вот что думаю: если здесь ничего нет, зачем же за нами кто-то шел? Нигай ведь видел какого-то человека. И ночью мы с Петром Леонидовичем слышали крадущиеся шаги. Может быть, мы что-то упустили?

– А ведь верно – слышали, – подтвердил Герасюк. – Может быть, пройдёмся? Осмотримся? – повернулся он к Дубовику.

– Ну, что ж, не станем терять зря время. Идём!

Моршанский, сладко потянувшись, поднялся из-за стола, разминая затёкшие ноги.

Весь день он провел, допрашивая свидетелей.

Опергруппа давно уехала, так как следователь не видел необходимости в её пребывании в Потеряево. Убийство Кокошкиной считал самым заурядным бытовым преступлением. Остался лишь Воронцов: Кобяков отсутствовал, а Моршанский затребовал себе помощника.

– Вернётся Дубовик – ты ему всё доложишь, – отведя Костю в сторонку, наказал ему Калошин. – А то наш Герман Борисович наломает дров. Да и в этом расследовании ты с первого дня – сориентируешься.

По мнению судмедэксперта Карнаухова женщина была задушена руками, а Сурков, которого Моршанский подозревал в совершении этого убийства, при допросе постоянно прятал свои огромные кулаки.

Когда следователь попросил его показать руки, тот сильно растерялся, но был вынужден выполнить просьбу. Моршанский внимательно осмотрел кулаки парня: костяшки пальцев были разбиты.

– Что скажешь, гражданин Сурков? Откуда это? – он ткнул карандашом в ссадины на его руках.

– Так, я это… К Полинке пришел, а там у неё хахаль новый… Агроном наш… Ну, сцепились мы с ним… Вот и… – парень потер пальцы.