– Передай своему царю, что русские, не вовремя вторгнувшиеся в пределы его государства и омрачившие сладкие минуты его любви, приносят ему искренние извинения. Просвещенный повелитель ромеев хорошо знает неотесанность варваров, не раз описанных, как о том мне говорил мой друг Калокир, вашими придворными хронистами. Обязательно передай извинение также и прелестной и молодой его супруге Феодоре. Моя матушка с ее отцом Константином Багрянородным разделяла трапезы и не раз мне об учености ее отца рассказывала… Он и про нас, русских, сочинял что-то… (Святослав, конечно, не знал, насколько невеста Цимисхия была «молода и прелестна».)
Вызвав хорошее расположение духа у князя, паракимонен воспользовался этим и продолжал описывать мнимые страдания уже немолодого царя. Потом, видя успех, перешел к скабрезным сплетням.
Святослав с удовольствием слушал скандальные истории из жизни сановников. Князь больше веселел, оживлялся, хохотал, вникал в подробности тайной жизни дворца, измен цариц, любострастие князей церкви. Евнух Василий с презрением и злостью относился к этим вожделениям пола, недоступным его натуре. Князь беззлобно подсмеивался над обитателями Священных палат и даже сам вставлял словечки к особенно скабрезным историям, известным ему от Калокира и перебежчиков.
Паракимонен презирал и этого торжествующего варвара, и еще больше самого себя – в роли шута и поставщика кощунственного зубоскальства, пособника веселья князя, веселья, купленного ценою глумления над ромеями. Привыкший сам в течение долгого времени повелевать сановниками при своем дворе, плести интриги и держать в руках судьбу царей и цариц и даже судьбу всей державы, Василий прекрасно понимал, каким он казался жалким теперь в глазах самого князя, особенно в своей шутовской роли развлекателя и рассказчика грязных историй из интимных похождений василевса. Но, пришпорив себя усилиями железной воли, он шел на все ради поставленной цели.
Он долго этими побасенками удерживал внимание Святослава, ловя в то же время каждый его жест, каждый оттенок мысли и выражения ее. Он падал на колени, ударялся об пол лбом, не переводя дыхания заверял князя в своих лучших к нему чувствах, в самых мирных намерениях своего василевса и в своей доброй воле и братском расположении к русским. Он припоминал все случаи хорошего с ними обращения в государстве, припомнил приезд и ласковый прием Ольги и серебряное блюдо, которое подарил ей Константин Багрянородный, отец невесты Цимисхия – Феодоры. Перечислил договоры, по которым русские купцы получали те или иные льготы. И хвалил, хвалил, хвалил добротные русские товары.
Сам повидавший много стран и разных людей, Святослав охотно беседовал с осведомленным и приятным паракимоненом и угостил его вином. Захмелели оба. Василий пустил в ход все свое красноречие, воздействуя на ум и сердце великодушного князя. В мире есть только два прославленных и удививших мир полководца, владеющих огромными землями. Зачем в таком случае изнуряться в ненужной борьбе, чтобы плоды ее достались третьему, как это часто случается в истории? Не лучше ли поделить сферы влияния? И Василий нарисовал перед князем картину благоденствия двух великих держав на земле. И Святослав дал слово послать к Цимисхию посла. И действительно, для заключения окончательного договора в Царьград прибыл Калокир и с неслыханным почетом был принят Цимисхием и совещался с ним наедине. Царь даже не разрешил присутствовать при этом своему любимцу – паракимонену, от которого не скрывал ничего, и своему придворному историку Льву Диакону, которого допускал присутствовать на аудиенциях, пиршествах и триумфах. Василевс знал, что ему придется унижаться перед бывшим единомышленником, другом, собутыльником, и он не хотел, чтобы эти ужасные, невыносимо обидные факты были достоянием истории.
Глава 32
Кулисы души
Трудно представить себе или выдумать ту ситуацию, в которой оказались они оба: и Иоанн Цимисхий, и Калокир, встретившись с глазу на глаз в Золотых палатах как смертельные враги. Совсем недавно они были закадычными друзьями, жили душа в душу, и, казалось, все их тогда связывало. Крупные вельможи: Иоанн Цимисхий в Малой Азии, Калокир в Крыму, получившие блестящее образование, влюбленные в античную мудрость, на память цитирующие Аристотеля и Платона и особенно неоплатоника Прокла, упивавшиеся поэзией Эсхила, Софокла и Еврипида, иронизировавшие над ортодоксальностью официальной идеологии, над учениями отцов церкви – они сходились и во вкусах повседневной жизни: любили изысканных женщин, аристократические пиры. Они мечтали о громкой славе и добивались ее: Цимисхий силой оружия, Калокир – происками взыскательного ума.