Князь Святослав

Куропалат развернул перед царем свиток, и тот стал его читать. Тут были сводки о посещении Цимисхием подозрительных царю лиц. Фразы, произнесенные на пирах и переданные куртизанками, подкупленными куропалатом. Были обидные для чести царя намеки на отношения царицы к Цимисхию. Были показания дворцовых евнухов и служанок гинекея, отмечалось время посещения Цимисхием Священных палат на половине Феофано. Этих посещений насчитал царь слишком много, и они были ночными. Были весомые показания служанки Роксоланы, которую куропалат схватил в то время, когда она тайным ходом провожала Цимисхия в первый день его посещения гинекея.

Много дней и ночей потратил куропалат на пытки и допросы, чтобы подготовить эти списки. Некоторых горожан для этой цели он велел вытаскивать из ванн, привозить связанными, бросал их в холодные застенки и пытал… пытал холодом, голодом, страхом, чтобы выудить нужные оговоры. И вот час торжества настал. Куропалат видел, что царь впивался глазами в каждый значок пергамента, прочитывал его жадно, возвращался вновь к прочитанному. И то, что при этом Никифор не ругался, не отвергал документа, давало полную уверенность куропалату в успехе своей затеи.

Никифор знал, что его брат ненавидит Цимисхия, и всячески старался его очернить. Царь не верил и в то, что показывали рабы, служанки, евнухи, стража, он отлично знал им цену, знал, как легко их запугать или подкупить. Он не верил и в придуманную братом связь Цимисхия со строптивыми сановниками. Достоинство Цимисхия не позволяло опуститься до ябед и сплетен на царя и царицу. Никифор хорошо знал брезгливость Цимисхия к заглазной клевете на кого-либо. Тем более царь презирал намеки на бесчестность царицы, перед которой благоговел. И все-таки документы были ему дороги. Безотчетно, в глубине души Никифору было приятно, что брат блюдет его покой. Удаление Цимисхия, которым бредила столица и который мог сказать в пьяном виде то, что думал, и у которого было много любимцев в войске, он считал тоже своевременным. Никифор вспомнил свой разговор с Цимисхием, когда доместик отказался повиноваться…

– Лучше все-таки держать его подальше от столицы, – сказал он.

Лев Фока торжествовал, буря миновала. И царь был им доволен.

Но когда Никифор остался один, беспокойство опять вселилось в его душу. Это была ревность, которую он считал оскорбительной в отношении «наивысокочтимейшей богоданной супруги…». Как это он не подумал раньше, что доместик вдов и до сих пор не обнаруживает охоты вступить в брак с девушкой. Это почла бы за честь любая в империи. Холодный пот выступил у него на лбу. Подозрения начали принимать мучительные формы. Он смял пергамент и бросил его на пол. Царица почему-то всегда подчеркивала, что Цимисхий приехал в столицу жениться. Но жены все еще не находилось. К чему бы это?

Куропалат втайне был доволен. Он ужалил царя в самое чувствительное место.

Вдруг царь приказал паракимонену Василию:

– Принеси мне указ о низложении Цимисхия. Я дам ему должное направление. Это большая неосторожность с нашей стороны, что слишком много и часто его вспоминают… И глядят на него с тайной надеждой.

«Вот начало конца», – решил Василий и принес указ о низложении Цимисхия.

Он лишался звания доместика и полководца. Он должен был жить в одном из азиатских своих владений. Он должен был навсегда расстаться с двором, с царицей, со столичным патрикиатом. Ему навсегда отрезан был доступ к повышениям, к роскошной ромейской жизни. А он нарушал указ…

– Больше Цимисхий никогда не увидит Священных палат, а Феофано – Цимисхия… Вот начало хорошего конца, – протягивая руку за пергаментным свитком, сказал василевс.

«Начало это может быть очень кровавым, – решил про себя паракимонен, подавая указ Никифору, – и иметь нехороший конец».

Царь подписал внизу указа: «Неукоснительно исполнять: Никифор».

Написал и облегченно вздохнул.

– Пусть Цимисхий сегодня же оставит столицу, – сказал Никифор, подавая указ. – Сегодня же обдумаем все условия предстоящего моего похода в Болгарию. Надо, наконец, мне самому обуздать этого назойливого разбойника Святослава, который портит мне жизнь…

Он старался думать о Святославе, но донос куропалата о частых посещениях гинекея Цимисхием вытеснял эти мысли. Наконец этот донос стал его терзать.

– Я делал ему поблажки, позволяя посещать столицу, но посещать гинекей – это уж слишком…

Он терял самообладание.

– Позвать сюда царицу, – приказал василевс евнуху.

Глава 22

Победа женщины