Более отдаленное родство между «дворовыми» и известными из других источников их однофамильцами 1550-х гг. свидетельствует о проведении отборов личного состава Государева двора, осуществленных в предшествующие десятилетия. С.И. Сметанина обратила внимание на отсутствие в Дворовой тетради П.М. Каракадымова Таптыкова, который в 1547 г. вместе со своими дядьями, дворовыми по Рязани Анисимом Булгаком и Иваном Темешем Андреевыми, получил грамоту на поместье, а в 1557 г. упоминался вместе с ними же в судном деле. Материалы этого судного дела показывают, что все Каракадымовы Таптыковы несли государеву службу, но, очевидно, по разным спискам[679]
.Изучение родословной волочан Мечовых показывает, что в Дворовой тетради были отражены две ветви этой фамилии. Выпущенной оказалась линия Шемяки Андреева, хотя последний в 1550-х гг. определенно продолжал свою службу и в 1553–1554 гг. находился на службе в Казани. Недостаток данных не позволяет определить время этой «отбраковки», которая могла затронуть либо самого Шемяку, либо уже его отца[680]
. Уже приводился пример Писаревых, большая часть которых находилась в середине века на положении городовых детей боярских. Дворовым был лишь один представитель этой фамилии – Иванча Леонтьев.«Лишние» люди обнаруживаются среди владимирцев Нармацких и Кайсаровых[681]
, тверичей Ломаковых, Епишевых и Изъединовых[682], кашинцев Спешневых[683], дмитровцев Рыбиных и Бреховых[684], костромичей Путиловых[685], вязьмичей Хитрово, Кикиных и Болотниковых[686], переславцев Ярцевых и Курцевых[687]. Изучение состава «литвы дворовой» показывает, что в число дворовых, наоборот, могли попадать лица, которые не отличались знатностью происхождения. Среди них находились крещеный еврей Я.И. Новокрещенов-Жидовинов и его сыновья.Часто в разных уездах в 1550-х гг. представители одних и тех же фамилий могли пользоваться разным статусом. В новосозданных корпорациях, видимо, было проще войти в состав «дворовых», учитывая отсутствие в них традиций и сложившейся системы взаимоотношений между служилыми людьми. Из переславцев Баскаковых в Дворовой тетради была отмечена только ветвь Леонтия Семенова, которой принадлежали поместья в Вяземском и Дорогобужском уездах. Дворовыми лишь по Вязьме были звенигородские вотчинники Болотниковы. В каширской корпорации Хрущовы были городовыми, в соседней же тульской – дворовыми[688]
.Сравнение Дворовой тетради и каширской десятни 1556 г. свидетельствует, что привилегированный дворовый статус мог быть пересмотрен при переселении в другую корпорацию. Среди городовых детей боярских в десятне были записаны В.Г. Есипов и Ф.П. Бахтин. Оба они фигурировали ранее среди дворовых. В.Г. Есипов служил вместе со своим отцом и братьями по Коломне, а затем был переведен в Каширу, в то время как Ф.П. Бахтин был одним из малоярославецких детей боярских[689]
. Этот процесс был продолжен в последующие десятилетия. Коломенская десятня 1577 г. показывает, что близкие родственники могли иметь разный статус. Среди дворовых находился Р.В. Яцкий, а его племянник Бажен Васильев был отмечен уже среди городовых. Стоит отметить, что Яцкие были выходцами из взятого в опричнину Малого Ярославца. На новом месте службы им предстояло подтвердить свои права на привилегированное положение, что, очевидно, не удалось сделать отцу Бажена Васильева. По городовому списку служили в Мезецке в 1584 г. потомки переселенных сюда ранее лиц (И. и Г. М. Михалчуковы, Е.М. Ергольский, И.В. Беклемишев)[690].Преамбулы ранних десятин точно отражают порядок проведения смотров, во время которых происходило распределение местных служилых людей по группам, «сыскивая их по их отечеству и по службе».
Кажущаяся многочисленность приведенных примеров на самом деле относительна. Очень вероятно, что процесс ротации, процедура «перебора людишек», происходил в связи с периодическим обновлением общедворовых списков, когда в распоряжении у дьяков, ведавших учетом служилых людей, оказывались полные данные об имеющихся человеческих ресурсах. При редкости подобных мероприятий (раз в 15–20 лет) ротация могла производиться лишь в индивидуальном порядке, что значительно снижало ее результативность. Большие вопросы возникали при объективности отбора. Насколько можно судить, потеря привилегированного статуса затрагивала лишь представителей второстепенных фамилий и не отражалась на их более знатных сослуживцах. Количество же членов «честных» фамилий с конца XV в. увеличилось в несколько раз.