У литературоведа Олега Лекманова несколько лет назад выходила книга «Русская поэзия в 1913 году»: целью было показать поэтический срез, проанализировать, что наряду с великими, хрестоматийными авторами писали поэты массовые и даже дилетанты. Такой подход вносит довольно серьезные коррективы в расхожее представление о Серебряном веке. Огромная, 1100-страничная антология, составленная Александром Соболевым и Романом Тименчиком, служит похожей цели: здесь – в указанных хронологических рамках – собраны, вероятно, все русские стихи о городе, который всегда притягивал поэтов. Рядом с «золотой голубятней у воды» Ахматовой, «размокшей каменной баранкой» Пастернака и «рыжей речонкой» Ходасевича – репортажные маяковскообразные стихи Роберта Рождественского. Или поточная продукция эпигонов романтизма, символизма, акмеизма – которых, впрочем, такие доброжелательные и внимательные исследователи, как Тименчик и Соболев, охотнее назвали бы романтиками, символистами, акмеистами третьего или пятого ряда.
Или вот: «Гондольеры с гондолами… мандольеры с мандолами… / Базилики с пьяцеттами… Монументы… мосты… / Все звенит канцонеттами, все поет баркаролами, / Все полно изумляющей голубой красоты» – удивительным образом Вадим Баян написал более северянинское стихотворение о Венеции, чем сам Северянин.
К каждой персоналии прилагаются подробнейшие комментарии – они занимают бóльшую часть книги. Здесь чувствуется рука Соболева, блестящего воскресителя забытых поэтов (см. его проект «Летейская библиотека»). Для авторов менее известных приводится «максимально возможный набор биографических сведений», а когда речь идет о поэтах хорошо изученных, то акцент делается на обстоятельствах их пребывания в Италии. Это целая энциклопедия нескольких поэтических поколений, труд большой значимости. Стихам, кроме того, предпослана большая статья «Венеция: исторический путеводитель» – здесь есть все, что только можно знать о венецианских поездках в XIX и XX веках: от оформления заграничного паспорта и стоимости билетов до отелей, ресторанов и непременных достопримечательностей. Соболева и Тименчика интересуют в первую очередь литераторы – и в ход идут письма, путевые заметки и официальные документы, особенно любопытные и «говорящие» в советский период. И, как и собственно поэтическая часть, историческая заканчивается рубежом 1960–1970‐х, накануне появления в Венеции поэта, чье отсутствие – самая заметная, зияющая лакуна.
Это, конечно, Иосиф Бродский: в предисловии составители пишут, что он «условно обозначил… смену манеры в русской стиховой венециане». Эту смену манеры, однако, было бы полезно зафиксировать – особенно если учесть, что предыдущая манера настолько монолитна, что при чтении антологии глаз быстро замыливается и индивидуальные особенности перестаешь различать. Поэты, пишущие о Венеции, оперируют набором штампов: собор и кампанила Святого Марка, Дворец дожей (и сами дожи), каналы с их специфическим запахом, мосты и палаццо, гондольеры и баркаролы, сходство с Петербургом. Составители именуют этот набор «прописями». Даже стихи, «развенчивающие» Венецию, питаются этими топосами: пародируя в 1900 году Пушкина, Нестор Петровский пишет: «Прощай, Венеция гнилая!» – и дальше:
Та же «Лагуна» Бродского, где венецианские топосы тоже заиграны, выглядела бы в книге эффектным контрастом. Возможно, здесь вмешались бы соображения копирайта, переговоров с наследниками – так или иначе, об отсутствии Бродского, все же одного из крупнейших поэтов, о Венеции писавших, читатель может только пожалеть.
В итоге мы имеем монументальное подтверждение составительского тезиса: «Обреченность на складывание чужих песен и произнесение их как своих в этом городе становится почти абсолютной». Перед нами поразительный, в общем, корпус текстов, которые стереотипными путями подходят к одной теме (за немногими исключениями, нарастающими как раз к середине века: назовем, например, стихи Якова Бергера). Кто-то делает это так, что кажется первопроходцем (Блок, Ходасевич). Кто-то – см. выше.